"Дидье ван Ковелер. Явление " - читать интересную книгу автора

Однажды его мать, подбирая с пола карту, увидела, чем мы занимаемся под
столом. Она выпрямилась, едва зардевшись, покусывая губы, чтобы скрыть
улыбку, и как ни в чем не бывало, продолжила партию. Для нее это тоже стало
настоящим реваншем над деспотичной властью Анри Манневиля, сумевшего сделать
с ней все то, от чего я оберегала Франка: рабыню, придушенную воздаваемым
господину восхищением и со всеми сопутствующими комплексами.
Когда он назначил меня заведующей офтальмологическим отделением, на
место, по праву заслуженное его сыном, я осознала всю полноту своего
поражения: я лишь растравила его ревность, и мое повышение было для него
лучшим способом унизить моего любовника, в одночасье превратившегося в моего
подчиненного. Либо положение оказывалось для Франка невыносимым и ломало
наши отношения, либо он подчинялся воле отца и прощался с последними
амбициями, признавая свою неполноценность: Анри Манневиль выходил
победителем при любом раскладе. Я предпочла положить конец нашему роману. Он
по-прежнему приглашал нас на воскресные обеды, теперь уже раз в месяц, "как
друзей", и мы еще год принимали его вызов, чтобы доказать ему, что его
интриги не властны, по крайней мере, над нашей дружбой.
Но что-то в нем сломалось с того самого дня, как ему удалось одержать
верх над сыном. Я множество раз видела, как он ошибался в диагнозах,
противоречил сам себе, путался в выводах. Его провалы в памяти становились
все более частыми, он, судя по всему, прекрасно отдавал себе в этом отчет,
но никто не осмеливался сделать ему замечание. Он с незапамятных времен
публично обязался перестать практиковать в день своего семидесятилетия и не
имел привычки менять своих решений. Даже если сейчас он оперировал лишь
отеки роговицы, по которым оставался лучшим специалистом в мире, я
представляла себе, какое количество операций на пациентах, не подозревающих
об опасности и готовых платить любые деньги за честь и утешение попасть в
его руки, он рискует запороть в течение двух с половиной лет. В одно из
воскресений я отозвала его в сторонку, к бортику бассейна; сказала, что ему
уже не удается никого обманывать и что из уважения к самому себе он должен
это оставить. Он послушался меня. И решился принять меры, которые, по его
мнению, напрашивались сами собой перед лицом упадка его способностей. Он
бросил покер.
- Я не пойду, Франк.
Он подскакивает:
- Ты смеешься? Ему это ударило в голову после недомогания, сердечного
приступа или еще не знаю чего: если ты не ухватишься за эту возможность, он
продаст. Ты ведь знаешь, все ждут, что ты возьмешь клинику в свои руки.
- Я отказываюсь. Это твое место, не мое.
Пробка выскакивает из горлышка - легкий хлопок, наклоненная под углом в
семьдесят пять градусов бутылка, безупречные движения пальцев.
- Давай не будем возвращаться к этому, Натали. Я не тяну на руководящие
посты: я добросовестный хирург, средний игрок в гольф, никудышный управленец
и великолепный любовник.
Неврастенический тон этих признаний заслуживает поцелуя в нос.
- Я не согласна, Франк.
- С чем именно?
Я снимаю его руку с моей груди и протягиваю ему свой бокал. Шампанское
стекает у меня по пальцам. Мы чокаемся и выпиваем, не зная за что, без
всякого повода. Присев на подлокотник, я прижимаюсь к его плечу. Как же мне