"Дидье ван Ковелер. Явление " - читать интересную книгу автора

послании небес.
Все жители Мехико провожали мое одеяние в его новое пристанище. Тысячи
людей шли по броду, ведущему к Тепейяку, а сотни других любопытных тем
временем добирались до священного холма на своих каноэ. Многие натягивали
тетиву луков и в знак своего ликования пускали стрелы к солнцу. И вот
неловко выпущенная стрела пронзила горло одного из богомольцев, и он
замертво упал на землю. Тогда, в порыве отчаяния, люди поднесли к нему
изображение Девы, приложили к полотну его безжизненную руку, и он ожил. Так,
во всяком случае, рассказывают. Пока я смог сам добраться до воскрешенного,
с трудом продираясь сквозь плотную толпу, благодарившую меня за его спасение
прикосновением моей тильмы, он уже стоял на ногах, свеженький как огурчик,
хотя стрела все еще торчала у него из горла. Увидев меня, он тотчас бросился
мне в ноги, начал целовать их, все остальные немедленно последовали его
примеру, и, признаюсь, было очень даже приятно ощущать на моих пальцах и
пятках прикосновения губ всей этой знати.
Именно тот декабрьский день и положил начало преувеличениям, легенде и
культу моей личности. С тех пор как испанские колонизаторы ступили на нашу
землю, сменяли друг друга эпидемии гриппа, оспы, тифа: большая часть
населения была заражена, и привычные молитвы уже не помогали. Тогда мои
земляки стали умолять меня попросить мою Деву заступиться за них, и, может
быть, надежда, порожденная ее явлением, укрепила их иммунную систему; как бы
там ни было, заражение остановилось. Эпидемии не исчезли сразу, чего не
скажешь о злом роке. Я старался оставаться скромным и незаметным, ежеминутно
совершал непосильный труд, состоящий в протесте и невероятном опровержении,
смахивающем, ко всему прочему, на неблагодарность. Зачем было уверять всех
исцеленных, что я вовсе не творю чудеса, если вера в меня придавала им сил,
излечивала и спасала их? И я не счел нужным изобличать обман, ведь никакого
обмана и не было: раз уж Матерь Божья избрала меня, то вряд ли затем, чтобы
я отказывал им в сострадании и лишал их же благодарности, и мало-помалу я
вполне сознательно позволил им сотворить из меня кумира.
- Ти alma !oh Santa Maria! esta como viva en la pintura *, - дружным
хором пели завоеватели и завоеванные, примирившиеся у моего плаща в тот
самый день, когда, сразу после Рождества 1531 года, его укрепили в рамке над
алтарем.
______________
* Твоя душа, о Дева Мария, словно живая на картине (исп.) .

И они молились, глядя в глаза Девы, вскоре ставшие моей посмертной
темницей. Как мне больно сейчас вспоминать об этом, Натали; как ненавистно
видеть себя, несомого на их руках и молитвенно сложившего свои в знак
согласия, в их набожных глазах; как я сожалею о том двадцать шестом декабря,
когда, как принято говорить в твоей жизни, "я возомнил о себе".
Вставай, не будем дольше засиживаться здесь, встретимся с
Марией-Лучией. Перенесись на пять лет назад от того декабрьского дня и вновь
переживи со мной наш Праздник последнего наслаждения: наши страсть и тоску,
боль и добровольный выбор все-таки любить друг друга, зная, что уже никогда
наши тела не сольются, раз уж, если верить нашему исповеднику, возраст
обратил исполнение супружеских обязанностей в смертный грех.
Позволь моим ощущениям овладеть тобой на этом месте, до сих пор
проникнутом духом нашего самопожертвования. Попытайся понять мое