"Дидье ван Ковелер. Явление " - читать интересную книгу автора

одиночество, теперь, когда в соборе ты ощутила силу молитв, удерживающих
меня на земле...
Но ты больше не слушаешь меня. Ты поднимаешься со скамейки и
возвращаешься мыслями в настоящее, ты спускаешься с холма и покидаешь меня,
потому что у тебя болят ноги, тебя тянет в сон, уже начинает темнеть, и ты
тоскуешь по человеку из далекой страны, которого любишь.
До скорой встречи, Натали, как обычно говорят при жизни.

* * *

Сбившиеся в тесную кучку в глубине холла у входа в пустой ресторан, с
таким видом, будто замышляют государственный переворот, старики в обшитых
галунами ливреях поспешно рассыпаются в разные стороны, стоит мне войти.
Один, прихрамывая, бежит за моими чемоданами, второй встает по стойке
"смирно", третий застегивает пуговицы на ливрее, а двое оставшихся хлопают в
ладоши, чтобы сварщик, забравшийся на балку под потолком, перестал
сбрасывать вниз осколки витража. Не стоит шутить с жизнью клиентки,
оставляющей чаевые в тысячу песо.
На этот раз мой номер готов, но администратор не может найти факс,
которым был забронирован номер. Я успокаиваю его, говоря, что это не важно,
но, похоже, все-таки важно. Это означает, что мне не будет предоставлена
скидка при оплате. Я даю понять, что мне наплевать и что я хочу спать.
Протягиваю ему свой паспорт, который он принимается переписывать с
тщательностью копииста, в то время как мальчик-коридорный, которому, должно
быть, лет восемьдесят, дежурит у моего чемодана. Второй старец торжественно
вручает мне серый конверт. Из него я извлекаю приветственное послание на
моем родном языке за подписью отца Абригона Диаса, президента Гваделупского
исследовательского центра. Он пишет, что будет счастлив встретиться со мной
завтра за обедом, указывает адрес ресторана, но не уточняет время. Вероятно,
здесь это расценивается как признак дурного тона, тем паче на приглашении.
Администратор возвращает мне паспорт и вручает ключ от номера
коридорному, который в сомнениях мечется между двумя лифтами с решетками из
кованого железа, расположенными друг напротив друга в обоих концах холла.
Наконец выбирает тот, что слева, и, похоже, стоит решетке закрыться за нами,
тотчас начинает сожалеть об этом. Что-то бормоча, он просовывает руку между
поржавевшими витыми прутьями с цветочным орнаментом и долго теребит
перламутровую кнопку. Потом приводит в действие рычаг, точь-в-точь как у
игровых автоматов. Наш подъем осуществляется сильными толчками и
сопровождается скрежетом. Когда мы оказываемся на четвертом этаже, он
выходит из лифта первым и проводит меня по коридору, стены которого сплошь
увешаны портретами революционеров, церковных деятелей, генералов и
мореплавателей, красующихся в своих рамках из искусственного мрамора, - они
отмечены неким семейным сходством или же вышли из одной мастерской и
отражают определенный стиль. Самый большой портрет, последний в ряду,
изображает Хуана Диего, облаченного в свою тильму с изображением Богоматери.
Возможно, художник намеренно добивался сходства с ним всех предыдущих
персонажей, чтобы таким образом особо подчеркнуть огромное влияние, которое
он оказал на судьбу своего народа: ведь благодаря именно ему мексиканские
индейцы, согласно папской булле Павла III от 1537 года, официально обрели
душу; именно его ореол святости преобразовал истребление в мирное