"Дидье ван Ковелер. Запредельная жизнь " - читать интересную книгу автора

остаточным инстинктом вежливости, проводить молодого доктора, который
осматривал мои останки с явным волнением и сочувствием. Но задерживаться на
этом феномене у меня не остается времени - отец и Альфонс врываются в
трейлер, и мое поле зрения переносится вместе с ними назад.
- Жаки! - отчаянно вскрикивает папа. Он не звал меня этим именем добрых
двадцать лет. И бросается на кушетку поперек моего тела.
- Ни к чему не прикасайтесь, месье Луи! - ужасается Альфонс. - Как же
отпечатки! Сейчас приедет полиция - я им сообщил, как только Туссен мне
сказала... о, какое горе, мадам Фабьена! Клянусь, я найду негодяя, который
это сделал, и оторву ему голову.
Я понимаю Альфонса. Сначала он подыграл Фабьене, будто меня еще можно
спасти, а теперь считает своим долгом подкинуть версию о том, что меня убил
какой-то бродяга, хочет таким образом немного отвести удар, отвлечь
несчастную женщину поисками преступника.
- У него кровоизлияние в мозг, - говорит Фабьена, но тон ее не
соответствует смыслу слов.
- Это они так говорят, - многозначительно качает головой Альфонс.
Он лихорадочно озирается, ища какие-нибудь признаки взлома, улики.
Взгляд его падает на бумажную салфетку с завернутыми в нее влажными
чехольчиками, и, мгновенно сориентировавшись, он наступает на нее ногой.
- Жаки, ответь мне, скажи что-нибудь... - рыдает отец и трясет меня.
- Он не может, - с предельным тактом вступается за меня Альфонс,
положив руку отцу на плечо. - Не может ничего сказать, но это была легкая
смерть.
Ты прав, Альфонс. И это лучшая эпитафия, какую я мог бы пожелать. Мне
не на что жаловаться, не о чем сожалеть, разве что об огорчении, которое я
всем доставил, от того же, что более всего терзало меня и омрачало мою
смерть, ты, Альфонс, меня избавил, накрыв своей широкой подошвой следы
любовной ночи. Мне была нестерпима мысль, что могут подумать, будто я умер в
объятиях Наилы, и будут ее в этом обвинять.
Моя тревога растворилась, сменившись несказанным облегчением, в
трейлере вдруг разлился покой, словно свершившееся наконец окончательно
проявилось.
Не иначе как кто-то управляет иронией судьбы, совпадениями, странными
повторами. Когда-то Альфонс давал мне первые бутылочки с молоком, учил
делать первые шаги, подарил мне первую коробку красок. Он опекал меня, когда
я только вступал в жизнь, потому что отец, так мечтавший иметь сына, считал
себя убийцей моей матери и был занят тем, что прокручивал любительские
фильмы, где она была снята. И сегодня именно Альфонс облегчает мое
вступление в иной мир, проворно наклоняясь и подбирая бумажный комок, сделав
вид, что он выпал у него из кармана, куда он его и засовывает. Тут он
вспоминает о мобильном телефоне, который все еще держит в руке:
- Ох, извините! Это Брижит!
Фабьена берет трубку, загробным голосом говорит в нее "алло",
подтверждает моей сестре, уехавшей давать концерт в Бар-ле-Дюк, что я
действительно скончался, и прекращает разговор, сославшись на то, что пришла
полиция.
Вежливый жест - "под козырек", соболезнования, блокнот, вопросы,
ответы. Ничего интересного - я заранее знаю, о чем они будут спрашивать.
Самого молодого, видимо, солдата срочной службы, с веснушчатым и угреватым