"Дидье ван Ковелер. Запредельная жизнь " - читать интересную книгу автора

тело, как в тесный ботинок. Черта с два! Тужился, тужился, прилаживался так
и этак, искал точку опоры, и все без толку - все равно оставался снаружи.
Добился только продолжительного урчания в животе, да и то неизвестно: может,
это результат не зависимой от моей воли химической реакции.
Впрочем, желание вернуться в тело скоро прошло. Какой-то внутренний
инстинкт - или стремление оправдать неудачу - говорил мне, что если бы мне и
удалось обрести свою оболочку, то я остался бы заточенным в ней, пока она не
рассыплется в прах. Нет, лучше уж поскучаю в нематериальном состоянии над
холодильником, чем буду медленно разлагаться по законам биологии. Если все
равно предстоит воскреснуть из праха - в конце концов, возможно, я нахожусь
лишь в преддверии, на стадии первоначальной подготовки к новой, еще не
изведанной форме существования, - чего ради тянуть волынку?
Без четверти восемь я смирился с неизбежным - окончательно признал свою
смерть. И это вовсе не было капитуляцией. Все мои потуги горе-спасателя,
целителя-телепата вновь завести сердце, восстановить дыхание и
кровообращение казались теперь глупыми и жалкими. Оглянешься - так даже
смешно. Я улыбнулся. Как бы это объяснить? Стоило мне успокоиться, принять
свое, так сказать, посмертное состояние, как все компактное пространство
моего трейлера, с красками, кистями, мольбертами и спящей натурщицей,
прояснилось, стало более ко мне расположенным, более приязненным, что ли -
отсюда ощущение улыбки, вот как говорят: "улыбается жизнь". Перестав
бунтовать, я как бы вписался в отлаженный миропорядок, и природа радовалась
этому. Конечно, все это очень субъективно, но что я могу поделать, в моем-то
положении!
Итак, вот уже сорок пять минут я покорно слежу за скачущими на
экранчике зелеными цифрами и жду. Жду, что будет дальше. Жду, чтобы
проснулась Наила и увидела меня. Она первой удостоверит мою смерть.
Посмотрит, откажется верить, испугается, расстроится - и это будет
окончательным закреплением происшедшего. Тем самым мое бытие будет
исчерпано. Сначала я стану покойником для нее, потом для моего семейства, и
их скорбь вольется в мою память. Если мое мышление и дальше не потухнет, я
обрету свою проекцию в другом измерении - в зеркале чувств моих ближних:
горя, любви и обиды, - которые вызовет мой внезапный конец. И уже не буду
одинок.
Пока же я парю над холодильником под усыпляюще ровное дыхание Наилы,
словно привязанный к своему телу невидимой бечевой. Однако повторяю для
сведения живых, если кто-нибудь из них меня слышит (хотя мои первые попытки
установить контакт потерпели неудачу): это единственное изменение, которое я
могу отметить. Теперь, когда недоумение, протест и страх перед
неизвестностью, бушевавшие во мне поначалу, улеглись, я чувствую себя как
обычно. Разве что ощущаю, ввиду прерванной связи между сознанием и мышцами,
некоторую расслабленность и неприкаянность, но в этом для меня нет ничего
нового. Я и при жизни был весьма легковесным.
Если что и омрачает мой покой, так это мысли о Наиле. Она первый раз
согласилась остаться у меня в трейлере, под окнами жены. Я умоляю ее
проснуться и уйти, чтобы не оказаться замешанной в моей смерти, избежать
скандала. Фабьена все знает или по крайней мере догадывается, и, по-моему,
ей на это плевать, но родители Наилы - правоверные мусульмане, и они ей не
простят. У нас с ней все было безоблачно... И вдруг такой конец!
Представляю, что начнется: подозрения, допросы в полиции, пересуды,