"Дидье ван Ковелер. Запредельная жизнь " - читать интересную книгу автора

всякий случай уточнил:
- На 913-м шоссе, напротив Перимона. Раньше он стоял прямо на повороте
в Летьер и был самым опасным памятником павшим во всей округе: там спуск от
Ревара, и вот, чуть туман или гололед - так бац! - каждую зиму с десяток
человек разбивалось насмерть, в конце концов его перенесли на другую
сторону, поближе к колодцу, сейчас-то там вообще все застроили... о чем это
мы говорили?
Ответа не последовало, только зашаркали ноги под садовыми стульями.
Каждый надеялся, что Альфонс наконец истощится и можно будет продолжать
чинное бдение. Между тем лица успели несколько измениться, на некоторых
застыло недовольство, и по этому признаку я заключил, что память обо мне и
забота о спасении моей души постепенно уступают место подсчетам расходов,
доходов и налогов, планам на отпуск, привычной зависти и ссорам с соседями
из-за смежной стены. Запах горячих свечей располагает к размышлениям, а
посидеть часок в тишине и обмозговать набежавшие проблемы никогда не вредно.
Однако Альфонс лишает людей этого удовольствия: он вспомнил, о чем говорил,
и, хлопнув по колену беретом, продолжает:
- Ах да! Это я начал про латиниста! Серьезный такой мужчина, похож на
ветерана, что всем тычет в глаза свою раненую ногу... Между нами говоря, я
его видел раза три-четыре при исполнении служебных обязанностей, когда месье
Луи был занят в лавке и посылал на родительское собрание меня... Как он всех
чихвостил, сейчас уж не припомню за что, но видно было: этот свой хлеб ест
не даром! Мину - вот как его звали! Я еще запоминал: как "минус", только без
последней буквы. Да, точно - месье Мину, преподаватель французского,
греческого и латинского, только греческому учить было некого. Зимой и летом
в черном сюртуке и с тросточкой - чуть не забыл про тросточку! Сейчас-то он
ездит в инвалидной коляске, но тросточка - это очень важно в той истории!
- Тише, вы! - шипит мадемуазель Туссен, указывая на мой утопающий в
розах труп.
- Так ведь о нем же и речь, почему не вспомнить хорошее времечко!
По-моему, уважать мертвого - значит говорить о нем как будто он живой.
Верно, месье Луи?
Отец драматически поднял брови в знак своего бессилия, адресуясь к
Фабьене, она же, приняв неизбежное, судорожно сглотнула слюну.
- Ну так вот, окно, значит, разбито мячом, и школьный завхоз велел
заклеить его крафтом до прихода стекольщика. А стекольщиком был тогда
Перинетто из Вивье, родом итальянец, его еще звали Равиоли, так, для смеху.
Славный малый этот Равиоли, работящий, не ленивый и не скаред...
- Если уж вы не можете дать нам спокойно молиться, - не выдержав,
обрывает его мадемуазель Туссен, - так хоть говорите о покойном!
- А я что делаю! - возмущается Альфонс и даже топает ногой. - Да вы
послушайте!
- Вы толкуете про кларафонский памятник, учителя латыни и стекольщика,
до которых нам нет никакого дела!
- Продолжай, Альфонс! - подбадривает его Брижит.
Фабьена бросает на невестку ледяной взгляд. Мадемуазель Туссен свирепо
набрасывается на спицы и вывязывает петли с кровожадным выражением лица.
Одиль пихает локтем Жана-Ми, у которого урчит в животе.
- Ну вот, значит, учитель Мину входит в класс, видит эту бумагу вместо
стекла, вспыхивает и давай стучать тростью в пол и кричать: "Халтурщики!