"Василий Павлович Козаченко. Горячие руки (Повесть про войну)" - читать интересную книгу автора

Да и сами мы были словно оглушены или заворожены.
Молча, с голодной жадностью глотали самый сладкий, какой мы только ели
когда-либо в жизни, хлеб, каждый из нас боялся одного - очгуться, боялся,
чтобы все это не оказалось са:,1ьтм обыкновенным голодным сном.
Конечно, можно было просто расспросить этого внезапно появившегося
парня, кто он, откуда и как попал сюда, за эту колючую ограду. Но это нам
тогда и в голову не пришло...
И пришло не скоро.
Потому что тот день валил на наши головы одну неожиданность за другой и
задавал нам такие загадки, разгадать которые мы были не в состоянии.
Не успели мы прийти в себя от удивления, не успел развеяться запах
ржаного хлеба, как дверь снова широко распахнулась, и два полицая,
сопровождаемые помощником коменданта унтершарфюрером Баэром, овчаркой и
хортистом в желтой шинели, внесли в "салон" на толстой палке огромное,
закопченное черное ведро. И было в этом ведре что-то горячее, так как над
ним клубился белый пар и снова наполнил "салон смерти" кислым запахом
ржаного хлеба.
- Эссен, эссен, ферфлюхтен швайн! [Ешьте, ешьте, проклятые, свиньи!
(нем.)] - гаркнул Баэр.
- Эссен! - повторил хортист.
- Гув, гув! - вслед за ними залаял злющий волкодав.
В ведре была заварена на воде хорошо прокипевшая баланда из настоящих
ржаных отрубей. Знакомое нам уже, но в последние зимние месяцы почти не
виданное лакомство!
Удивительно! С чего бы это так расщедрились немцы?!
Но как бы там ни было, а что-то горячее было нам сенчас, как никогда,
кстати. И, долго не раздумывая, мы взялись за свои уже давно не
употреблявшиеся и заржавевшие жестянки из-под консервов.
Несколько ложек горячей баланды совсем разморили нас. Обессиленные и
истощенные, мы просто опьянели от еды. И уже словно сквозь сон слышали
какой-то необычный шум во дворе: команды Пашке, выкрики полицаев и глухой
лай овчарок.
Оглушенные, молча смотрели мы из-под тяжелых век сонными глазами на то,
как под полуразрушенной крышей коровника ближе к вечеру расположилась
целая толпа каких-то одетых кто во что горазд, новых, шумливых людей - в
шинелях, кожушках, а то и в стареньком пальтишке или свитке. У всех были с
собой торбочки или сумки с едой. Новички курили цигарки из ядовитого
самосада и переговаривались свежими, бодрыми, непривычными тут голосами.
Снова нас угощали хлебом, луком, пирогами и даже солеными огурцами и
яблоками.
Однако наш "старый" знакомый, сероглазый парень с русыми кудрями, вдруг
строго и категорически запретил нам съесть хоть кусочек чего-нибудь:
- В-в-вам это только по-о-вредит! Слышите вы, товварищи! Это опасно!
И отобрал, спрятал в свою торбу все, что кому досталось.
Он ни с того ни с сего начал просто командовать нами, приказывать, а то
и покрикивать. А мы, вместо того чтобы удивляться, восприняли это как
должное и подчинялись парню, как малые дети, точнее, как больные
распоряжениям врача. Да, впрочем, такими вот больными мы и были на самом
деле.
Он остался с нами и на ночь, не присоединившись к тем, которых пригнали