"Азамат Козаев. Глава из вовсе неисторического романа Одиссей" - читать интересную книгу автора

стоял прямо, пытаясь натянуть лук, но руки опускались все ниже и ниже, и
стрела не пролетела бы от такой натяжки даже до середины залы. Телемах
ухмыльнулся. У Антиноя также не получилось ничего. И у остальных.
Лишь взяв в руки чудовищный лук, каждый ощутил как, должно быть калечит
руку тетива, натянутая в полную силу, как стрела, посланная из такого
лука, пробивает насквозь три пехотных щита, поставленные друг в друга, как
безжалостно рвет такая стрела тело в доспехе и не знает жалости.
- А теперь ты, старик. - Телемах протянул лук нищему. Нищий затравленно
обернулся.
- Не смей, старик! - глухо обронил Эвримах. -Не смей!
- Только у меня есть право на этот лук, Эвримах. - огрызнулся Одиссеид.
-И если я захочу, никто больше не прикоснется к нему, пока рога не
розорвут тетиву или тетива не ослабит плечи.
Телемах, дерзко глядя на женихов, протянул лук нищему.
- Стреляй, старик. Ну!
Пыльное Рубище подошел к луку, со стоном выпрямился, наложил стрелу и
поднял ее на луке до уровня единственного незакрытого тряпьем глаза. Зала
замерла, не дышал даже Эвримах. Рывком нищий растянул лук до трех
четвертей длины стрелы, огромные руки не дрожали, широкие лопатки медленно
сходились на спине, от напряжения, казалось, гудел самый воздух. Мышцы на
руках нищего вспухли и ломали, ломали страшное сопротивление исполинского
лука, треск напряженных жил нищего вырывался вместе с натужным сипом
из-под дерюжного капюшона. Наконечник стрелы подполз к луку, многие
женихи, словно сами чувствовали, как ломает их эта страшная сила, они
гнулись и напрягали руки, будто сами стояли сейчас под Одиссеевым луком.
Гулко хлопнула тетива, стрела со свистом вырвалась из плена и оперенной
молнией пронеслась сквозь все двенадцать колец, никто и не увидел ее
стремительного рывка, и вонзилась в дубовую колоду, замыкавшую тоннель
двенадцати колец. Веревка на запястье нищего лопнула на одном из витков,
еще стояло пыльное облачко вокруг руки с луком. Нищий опустил Тугого и
ссутулил плечи.
- Однако! - прошептал Антиной и дрожащими руками налил себе вина.
- Яви же миру свой светлый лик, победитель! - закричал Эвримах,
подскакивая к нищему. -Улыбнись нам белыми зубами, ведь возлегши на
Одиссеево ложе, ты перепугаешь до смерти Пенелопу, страстью своей беззубой!
Он сдернул с нищего его пыльное рубище.
Теперь только драный, тонкий хитон висел на покатых плечах под пеплосом
и не мог он скрыть титанической стати нищего. Огромные руки сжимали лук,
мощный быкоподобный загривок убегал под капюшон, намотанный на голову,
колонноподобные ноги держали это сильное тело как атланты - свод небесный.
Эвримах отпрянул. Нищий, не выпуская лука из рук, свободной рукой стал
разматывать капюшон, один моток, второй, мелькнула рыжина, показалась
борода и нищий сверкая синими глазами швырнул ткань опешившему Эвримаху.
- Что, с-собака, хвост поджал? - прогремело по всей зале, этот рев,
наверное, слышали по всему дворцу.
-Что, щ-щенок под себя мочишься, а?
Гигант резко поднял с пола из кучки просыпанных стрел одну, быстро
наложил на лук, одним страшным рывком распял лук и, крича от усилия, так,
что на птичьем дворе встрепенулась птица, отпустил тетиву. Антиноя пившего
вино из деревянной резной чаши, пронзило насквозь вместе с чашей, его