"Михаил Эммануилович Козаков. Мещанин Адамейко " - читать интересную книгу автора

ей-богу! - продолжал Сухов. - Я только прошу тебя, дорогой гражданин, не
заставляй меня разгадывать твои вопросы... Слышь? И говори... для меня
понятней, а? Давай так - для дружбы! Подошел ты, брат, ко мне на панели и
сразу фамилию свою! К чему... сразу? А потом про слово какое-то... а? Про
какое ты слово? Порох, говоришь, слово... Сам ты, мол, Федор Сухов, слова
этого не понимаешь, - а слова-то самого не говоришь! В пивной деньги
платишь, а сам стаканом брезгуешь... Что? Вру я? Ну, скажи, дружок? Все
загадки, все загадки ставишь... Занятный ты... Занимательный ты человек!
Он дружелюбно уже рассмеялся; улыбнулся широко и Ардальон Порфирьевич.
Улыбнулся, потому что в словах Сухова почувствовал какую-то похвалу себе -
неожиданную и доверчивую.
"А все- таки он чего-то боится... -опять подумал он, глядя на Сухова. -
Чего только?..."
- Ну, что скажешь? - продолжал улыбаться Сухов. - Говори, а то стакан
мне осталось и - баста! Тютелька-то мой, Павлик, гляди, совсем носом клюет.
Шибздик ты мой, потерпи маленько! Кормитель мой... ах! - криво и жалобно
усмехнулся он. - Ну, что ж скажешь?... - опять повернул он голову в сторону
Адамейко.
- Ничего не скажу... сейчас ничего не скажу, - задумчиво ответил
Ардальон Порфирьевич. - Пей, - неожиданно для самого себя обратился он на
"ты" к Сухову, - пей, да будем расплачиваться.
"Что- то у него на уме есть особенное, прячет что-то... Узнаю...
непременно узнаю!" -не покидала его уже запавшая вдруг мысль. И Ардальон
Порфирьевич отвел свой взор от Сухова и с деланным любопытством начал
оглядывать пивную.
Сухов тоже стал оглядываться по сторонам, точно искал, теперь среди
присутствующих своих знакомых. Он сильно наклонился вперед, голова его часто
вздрагивала от подпрыгивающей к горлу икоты, а щипчики длинных и острых
ногтей тоже вздрагивали и опускались вниз, соскользнув с захваченного ими
коротенького волоска бородки. Но он опять схватывал его прижатыми друг к
другу ногтями, - и казалось, что хочет Сухов мелкой и осторожной хваткой
выдернуть занозу-волос...
В пивной было много народа; низенький подвальчик со сводчатым потолком
был грузно забит людьми, принесшими сюда сырой и острый запах ночной улицы и
нечесаного простонародья. Оно было бестолково-шумливым,
неповоротливо-отяжелевшим, - словно оплыл низенький подвальчик клейким
месивом людских спин и грудей. Стены пивной взмокли от тяжелого кислого
выдыха людей и густо покрылись водянистыми нарывчиками пота, как и
воспаленные лица сидящих за столиками.
Были сосредоточенно-деловиты лица хозяев за стойкой, нервны руки и
коротко-быстра походка официантов, и тиха была уставшая сонная муха на
колпаке из марли, прикрывшем щербатое блюдо и на нем - бутерброды и воблу...
- Пойдем - притронулся к плечу Сухова Ардальон Порфирьевич,
расплачиваясь с официантом.
Он первый встал. Встал и Сухов.
- Айда, кормильцы, домой!... Вашу мать все равно и сегодня не
пересидим... - глухо и непонятно обратился он к детям. - Спасибо,
Ардальон... Друг ты мне, ей-богу... Ишь, тютелька-то мой, Павлик, совсем
желтым стал от здешнего воздуха... Пяток ему всего миновал... кормильцу, -
криво и жалостливо улыбнулся он Ардальону Порфирьевичу.