"Михаил Эммануилович Козаков. Полтора-Хама " - читать интересную книгу авторазаметить его волнение, - и Юзя тихонько сказав матери, что идет в
библиотеку, вышел на улицу. За все время его встреч с Нюточкой, да и теперь - ему ни разу не приходила в голову мысль, что он любит или может полюбить ее - полюбить как-то по особенному, как не смог бы, казалось, любить кого-нибудь другого. Этого чувства к ней у него никогда не было, но к ней, Нюточке, как и ко всем другим девушкам, женщинам, - было другое, о чем тайно сам себе сознавался, что вместе с тяжелой болезнью сверлило и подтачивало всего его, Юзю. Двадцать четыре года Юзе, а не дано было жизнью любви: женщины не было в жизни. И к кому не приходила в жизни женщина - будь то отрок или зрелый муж - тому дни будут терпким выжженным вереском, кровь станет горька, как скисшая брага, у того тело вязче сырого ила, а мысли - только об одном, непознанном: о женщине. Им, не познавшим ее, женщина станет в мыслях только нагой плотью, и, чтоб узнать ее, они готовы будут сломать высохший вереск своих дней - забыв страх смерти... Так было и с Юзей. Он не знал любви ни к одной, но каждую желала тайно его томящаяся мысль. Каждую! Ибо ни одна не открыла ему, Юзе, донья заключенной в ней радости. Он знал еще: сгустками, сукровицами уходит из его тела горькая окислая кровь, ранняя немощь входит в его молодое подгнивающее тело, - а любит женщина, ищет женщина крепкую мужскую сыть, и люб ей удальный горячий оклик. Оттого знал, что никто его не полюбит, оттого и сам не поверил бы в свою любовь. И если - влекомый зовом своего перегорающего тела - он и и позднее уже никак не ошибался в подлинном характере своего чувства: он не любил Нюточку так, как хотел бы он любить девушку, будучи здоровым. Эта мысль, пока он медленно шел по городу, неожиданно успокоила его, и Юзя почувствовал, что лучше всего сохранит свою дружбу с девушкой, если подольше теперь не будет ее видеть. Эта же мысль породила другую - осторожную и кроткую: о гибельности для него - больного, туберкулезного Юзи - всякого волнения. И он старался уже забыть поразившее его сообщение не в меру словоохотливой соседки... Но все же оставался какой-то осадок слегка беспокойного, неприятного чувства, и одиночество могло только способствовать его настроению: Юзя остановился посреди дороги, словно вспомнил о чем-то неожиданно, и круто повернул обратно. Через несколько минут он был у дома, на дверях которого была аккуратно прибита жестяная дощечка: "А.П. Вертигалов". Юзя вытер с лица пот, снял фуражку и шагнул через порог - в квартиру своего приятеля. Здесь нашему читателю предстоит новое знакомство с человеком, о котором можно говорить в повести, как о лице лишь эпизодическом и мало связанном с ее фабулой, но лицо это, однако, никак не может быть упущено повествователем, для которого, как и для Юзи, образ Александра Петровича Вертигалова по-своему трогателен, приятен, хотя в некотором отношении, может быть, и чужд. Если же добавить к этому, что действующие лица этой повести никак не связаны с той частью молодого Дыровска, которая одна могла бы порадовать наш глаз современника, если эти упомянутые лица могли повергнуть нас только в |
|
|