"Михаил Эммануилович Козаков. Полтора-Хама " - читать интересную книгу авторанаций эту газетную заметку! Вы всегда - по молодости своей и наивности -
спрашиваете меня: кто выше - Кох или Пастер, Наполеон или Бисмарк?... Вас приводит в умиление Хартия вольностей Иоанна Безземельного - так не в этом же дело, голубчики мои! Все это хорошо и... велико. А в мелочах вы умеете усматривать великое, а? В мелочах! Вы обладаете для этого нужным человеческим зрением?... А этот дылда говорил... Надо думать, что он долго еще распространялся бы на свою излюбленную тему о "превосходстве германской культуры", но приход кого-то из заказчиков прервал его жаркую, полную своеобразного пафоса речь - прервал его гневные возражения ушедшему Полтора-Герою, в которые Александр Петрович только что собирался посвятить своего покорного слушателя - Юзю. Это же обстоятельство, нарушившее беседу двух приятелей, понуждает повествователя оставить их и последовать именно за тем человеком, которого ругал и собирался еще нещадно ругать неистовый в спорах Александр Петрович. Нам придется вместе с военруком Стародубским следовать по уже отчасти знакомым читателю дыровским улицам, видеть, как и он, их невзыскательных обитателей, быть передатчиком некоторых его мыслей и свидетелем кое-каких разговоров с дыровским извозчиком Давидом Сендером - с тем самым человеком, который невольно через неделю-другую привел к крушению служебную карьеру Полтора-Героя . Вместе же с военруком Стародубским читатель вновь очутился в квартире бывшего купца Сыроколотова и познакомится, наконец, с женихом Нюточки... ГЛАВА СЕДЬМАЯ. Слухи и сплетни; компрометирующий разговор военрука с извозчиком Давидом Сендером О, как знал хорошо военрук Стародубский эти дыровские улицы, дыровских горожан, нравы их, привычки, повседневную жизнь! Одно ухо было у городка, один глаз: скажешь что - всем слышно, моргнешь - и это заметят! Через несколько дней после своего приезда Платон Сергеевич не только знал уже свое причудливое прозвище, но и был в курсе всех местных дел и интересов. И сейчас, скучая и бесцельно бродя по городу, он сам уже невольно присматривался и прислушивался к жизни этого - недавно еще чужого - городка, куда судьба забросила его, не указуя никакой другой цели, кроме служебной. Глаз и ухо знали, что было здесь так. Смолистым оскалом вгрызается июньское солнце в зачерствевшие буханки домов. А на траве, в садах и за прикрытыми ставнями в домах - потными, размякшими тушами лежали, прячась от солнца, люди. После раннего воскресного обеда - тяжела и тепла сытая отрыжка, смыкает глаза безделье и сон. Люди поочередно роются гребенками в взлохмаченных волосах друг у друга, ища там - в тупом азарте - таких же сытых насекомых и выскребывая жирную перхоть, люди пыхтят, пьют кефир и квас, наполняют вокруг себя воздух кислой пудовой испариной. И роются еще в осовелом, плешивом житьишке других, смежных - тех, что так же лежат и так же роются за забором. Вот - рассказывают десятки языков о том, как агент жилотдела с неблагополучной еврейской фамилией Дреккер подал прошение об изменении ее, и как какой-то шутник из исполкома выдал ему паспорт с новой дарованной фамилией - Помёткин... Рассказывают и о другом забытом приключении, случившемся с шестипудовым |
|
|