"Михаил Эммануилович Козаков. Полтора-Хама " - читать интересную книгу автора

наций эту газетную заметку! Вы всегда - по молодости своей и наивности -
спрашиваете меня: кто выше - Кох или Пастер, Наполеон или Бисмарк?... Вас
приводит в умиление Хартия вольностей Иоанна Безземельного - так не в этом
же дело, голубчики мои! Все это хорошо и... велико. А в мелочах вы умеете
усматривать великое, а? В мелочах! Вы обладаете для этого нужным
человеческим зрением?... А этот дылда говорил...
Надо думать, что он долго еще распространялся бы на свою излюбленную
тему о "превосходстве германской культуры", но приход кого-то из заказчиков
прервал его жаркую, полную своеобразного пафоса речь - прервал его гневные
возражения ушедшему Полтора-Герою, в которые Александр Петрович только что
собирался посвятить своего покорного слушателя - Юзю.
Это же обстоятельство, нарушившее беседу двух приятелей, понуждает
повествователя оставить их и последовать именно за тем человеком, которого
ругал и собирался еще нещадно ругать неистовый в спорах Александр Петрович.
Нам придется вместе с военруком Стародубским следовать по уже отчасти
знакомым читателю дыровским улицам, видеть, как и он, их невзыскательных
обитателей, быть передатчиком некоторых его мыслей и свидетелем кое-каких
разговоров с дыровским извозчиком Давидом Сендером - с тем самым человеком,
который невольно через неделю-другую привел к крушению служебную карьеру
Полтора-Героя .
Вместе же с военруком Стародубским читатель вновь очутился в квартире
бывшего купца Сыроколотова и познакомится, наконец, с женихом Нюточки...

ГЛАВА СЕДЬМАЯ. Слухи и сплетни; компрометирующий разговор военрука с
извозчиком Давидом Сендером

О, как знал хорошо военрук Стародубский эти дыровские улицы, дыровских
горожан, нравы их, привычки, повседневную жизнь!
Одно ухо было у городка, один глаз: скажешь что - всем слышно,
моргнешь - и это заметят! Через несколько дней после своего приезда Платон
Сергеевич не только знал уже свое причудливое прозвище, но и был в курсе
всех местных дел и интересов.
И сейчас, скучая и бесцельно бродя по городу, он сам уже невольно
присматривался и прислушивался к жизни этого - недавно еще чужого - городка,
куда судьба забросила его, не указуя никакой другой цели, кроме служебной.
Глаз и ухо знали, что было здесь так.
Смолистым оскалом вгрызается июньское солнце в зачерствевшие буханки
домов. А на траве, в садах и за прикрытыми ставнями в домах - потными,
размякшими тушами лежали, прячась от солнца, люди. После раннего воскресного
обеда - тяжела и тепла сытая отрыжка, смыкает глаза безделье и сон. Люди
поочередно роются гребенками в взлохмаченных волосах друг у друга, ища там -
в тупом азарте - таких же сытых насекомых и выскребывая жирную перхоть, люди
пыхтят, пьют кефир и квас, наполняют вокруг себя воздух кислой пудовой
испариной. И роются еще в осовелом, плешивом житьишке других, смежных - тех,
что так же лежат и так же роются за забором.
Вот - рассказывают десятки языков о том, как агент жилотдела с
неблагополучной еврейской фамилией Дреккер подал прошение об изменении ее, и
как какой-то шутник из исполкома выдал ему паспорт с новой дарованной
фамилией - Помёткин...
Рассказывают и о другом забытом приключении, случившемся с шестипудовым