"Анатолий Кожевников. Записки истребителя (про войну)" - читать интересную книгу автора

смеха, нет празднично одетой молодежи. Люди молчаливы и сосредоточенны.
Некоторые внимательно и с уважением смотрят на нас, принимая за фронтовиков
- защитников Москвы. А мы, только что приехавшие из глубокого тыла, совсем
не похожего на Москву, чувствуем от всего этого какую-то неловкость. Наконец
трамвай на Неглинной. Мы вышли около Рахмановского и через минуту уже
поднимались на четвертый этаж к Сениным родственникам.
Когда вошли в квартиру, первыми словами Сени были: "Еде брат?"
Беспокойство его оправдалось. Брат ушел с ополченцами защищать Москву и не
вернулся.
Его жена, Авдотья Петровна, рассказала о гибели мужа. Мать двоих детей,
она тяжело переживала свое горе.
- А где же Иван? - спросил Сеня после долгого раздумья о сыне брата,
своем племяннике.
- На заводе. Он за станком отца стоит. Все думает уйти на фронт. Даже в
военкомат ходил, да не взяли. Ростом, говорят, не вышел, а и лет-то ему
всего лишь пятнадцать.
Пока разговаривали, закипел чайник. Все с удовольствием поглядывали на
керосинку - этот единственный источник тепла. В комнате была минусовая
температура. А как обрадовалась маленькая Маша - дочь хозяйки - колбасе,
которую выдали нам сухим пайком! Чай пили молча. Особенно вкусным и приятным
показался мне московский кипяток.
В наш разговор вступила бабушка. До этого она только слушала нас да
покачивала головой. Старушка хорошо помнит японскую войну, пережила первую
мировую войну, гражданскую, и вот теперь Великая Отечественная война.
Бабушке больше восьмидесяти лет.
- Вы что, ребятки, наверно, на войну собрались? И не дождавшись ответа,
со слезами на глазах крестит нас, приговаривая: - Сохрани вас бог, помоги
вам да укрепи ваши силы, чтобы сразить проклятого супостата.
Говорила она немного нараспев:
- Ведь только начали жить по-настоящему, всего стало хватать, и сынок
зарабатывал хорошо. Люди начали ходить нарядными, как в праздник, а тут
такое горе свалилось на Россию. А вы, ребятки, неужели по воздуху летаете?
- Летаем, бабушка, - ответил Сеня.
- Страшно, поди, мои милые, да ничего, немцу-то страшнее: он ведь на
верную смерть лезет, хоть и не знает этого, а мы за свое стоим. Мы
советскую-то власть еще в семнадцатом году со стариком моим ставили. Вы,
ребятки, не бойтесь его, немца-то, бейте, тогда и побьете.
"Какая чудесная, старушка, - подумал я, - сколько в ней веры в победу".
А она как будто в подтверждение моих мыслей добавила: - Я, дорогие мои,
старая, а доживу до победы, обязательно доживу.
Закончив говорить, она, наклонив голову, о чем-то задумалась. Молчали и
мы.
Вдруг дрогнули стекла, послышался беспорядочный гром орудий.
- Эва, опять сукины дети летят. Зенитка-то как бьет, видно, много их, -
спокойно сказала старушка.
В бомбоубежище мы не пошли, не пошла и самая старая наша собеседница,
продолжая чаепитие и не обращая внимания на все усиливающуюся стрельбу.
Спать легли в зимних комбинезонах, в меховых унтах.
К полуночи пришел с завода Иван. В рабочей куртке и кепке он выглядел
взрослым. Увидев дядю, он сразу же начал рассказывать ему о своих успехах и