"Иван Козлов. В крымском подполье " - читать интересную книгу автора

разрушена, а другой еще не нашлось.
В эту минуту опять начался налет. Раздался хорошо знакомый противный
свист падающей бомбы. Я побежал и прыгнул в одну воронку с Сиротой.
- Оставляем город, - торопливо говорил он. - Войска переправляются на
Кубань. Горком и штаб переехали в Ени-Кале. Здесь остается только заслон,
чтобы обеспечить эвакуацию оставшихся войск и техники. Магазины и склады
открываем для населения. Пусть забирают, что осталось. Пролив немец жутко
бомбит. Потопил, гад, наш пароход с рабочими. Твое последнее задание
выполнил. В деревне Капканы затопили одиннадцать лодок. Рыбацкие сети
припрятаны. Пароль твой передал.
Эти лодки я намеревался в случае необходимости использовать для связи с
советским берегом.
Раздался оглушительный взрыв. Нас осыпало землей. Когда я поднял
голову, Сирота, пригнувшись, бежал к горкому. Он на мгновение остановился,
увидел, что я жив, улыбнулся и побежал дальше.
Я тоже поднялся и, когда самолеты скрылись, стал пробираться к себе.
Наступила ночь. На нашем дворе никто не скал. Мы то и дело выходили за
ворота и прислушивались. Над городом и проливом стоял тяжелый грохот
разрывов. Полыхали пожары.
К рассвету все затихло.
- Смотрите! - вдруг испуганно вскрикнул Ларчик, указывая на гору
Митридат. - Немцы! Ей-богу, они!


Глава третья

- Где, где немцы?
Я изо всех сил напрягал зрение, но над городом стоял дым пожара, и я
ничего не видел.
- Вон, смотрите! На самом верху, у часовни. И пешие, и конные. А вон
справа цепочкой с горы спускаются.
Скоро я разглядел движущиеся точки; появляясь из-за горы, они
спускались к городу, и их становилось все больше и больше...
Немцы на нашей земле! У меня сжалось сердце. Я-то познакомился с
немцами еще двадцать семь лет назад и хорошо запомнил это знакомство. Есть
вещи, которых забыть нельзя.
Да, я бежал в четырнадцатом году из сибирской ссылки в Германию,
полагая понаслышке, что там народ культурный и свободный. Нанялся сезонным
рабочим к фермеру и работал честно. Мне хотелось, чтобы меня уважали. Мне
нравились немецкая черепица, порядок, аккуратность. Я думал многому
научиться.
Три сына фермера имели высшее образование. Я был хорошим работником,
они не могли этого не видеть, и все-таки очень скоро я услышал излюбленное
немецкое выражение: "Руссише швайн!"
- Вы должны изменить свой ужасный русский вид, - сказал мне как-то
старший сын хозяина, указывая на мою сатиновую косоворотку, сапоги и
картуз. - А то вы можете напугать нашу скотину.
Помню, первое время за обедом я старался оставлять немножко супа на
тарелке: пусть немцы не думают, что мы, русские, обжоры. Но хозяйка
обрадовалась и стала каждый день убавлять мне суп на такое количество ложек,