"Евгений Козловский. Грех (история страсти) (киносценарий)" - читать интересную книгу автора

ния, равенства сначала в ошеломляющей закрытости этих Тайн, а потом - во
все более глубоком, естественном, как дыхание, их постижении; если, ли-
шенные на бумаге интонации слова Сергея, выкрикнутые на пике:
- Я вижу Бога! вижу Бога! - вызовут у читателя только неловкость и
кривую улыбку - лучше уж, признав поражение, пропустить эту сцену и сра-
зу выйти на нетрудный для описания, наполненный взаимной нежностью тихий
эпизод, экспонирующий наших героев: обнаженных, обнявшихся, уже напитан-
ных радиацией Вечности и ведущих самый, может быть, глупый, самый корот-
кий, но и самый счастливый свой разговор.
- Еще бы день! ну - два! и я бы не выдержал: бросил все и зайцем,
пешком, вплавь, как угодно - полетел бы к тебе. Я больше ни о чем!
больше ни о ком думать не мог!
- А я, видишь, и полетела!
- Вижу!
- Пошли в душ?

Струйки воды казались струйками энергии. Нинка с Сергеем, стоя под
ними, хохотали, как дети или безумцы, брызгались, целовались, несли вы-
сокую чушь, которую лучше не записывать, а, как в школьных вычислениях,
держать в уме, ибо на бумаге она в любом случае будет выглядеть нелепо,
- потому не услышали, никак не приготовились к очередному повороту сюже-
та: дверь отворилась резко, как при аресте, проем открыл злобную старос-
ту и человек чуть ли не шесть за нею: руководителя группы, мальчика из
службы безопасности, паломника-иерея, еще какого-то иерея (надо полагать
- из Миссии), гостиничного администратора и даже, кажется, полицейского.
- Убедились? - победно обернулась к спутникам староста. - Я зря не
скажу!

В виде, что ли, рифмы к первой послепроложной сцене, подглядим вместе
с Нинкою - и снова через зеркало - на падающие из-под машинки клочья
сергеевой бороды, чем и подготовим себя увидеть, как побритый, коротко
остриженный, в джинсах и расстегнутой до пупа рубахе, стоит он, счастли-
вый, обнимая счастливую Нинку на одном из иерусалимских возвышений и по-
казывает поворотом головы то туда, то сюда:
- Вон, видишь? вон там, холмик. Это, представь, Голгофа. А вон кусо-
чек зелени - Гефсиманский сад. Храм стоял, кажется, здесь, а иродов дво-
рец!
- В белом плаще с кровавым подбоем, шаркающей кавалерийской походкою,
ранним утром четырнадцатого числа весеннего месяца нисана! - перебив,
завораживающе ритмично декламирует Нинка из наиболее популярного китче-
вого романа века.
- Ого! - оборачивается Сергей.
- А то! - отвечает она.
И оба хохочут.
- А хочешь на Голгофу? - спрашивает расстрига, чем несколько Нинку
ошарашивает.
- В каком это смысле?
- В экскурсионном, в экскурсионном, - успокаивает тот.
- В экскурсионном - хочу.