"Вильям Козлов. Андреевский кавалер (книга 2) " - читать интересную книгу автора

- Охапку дров принеси, - даже не взглянув в ее сторону, распорядилась
бабушка.
Когда она скрылась в сенях, Широкова поправила на голове платок,
завздыхала, покачала головой:
- Туга стала на ухо Ефимья-то... Все война проклятая! Бомбы-то падали
людям чуть ли не на головы, - а сама зорко вглядывалась в Вадима: не смекнул
ли он, что она для Ефимьи Андреевны пустое место?
- Дед Тимаш говорит: "Чаво надоть - усе сечет, а чаво не надоть - ни
гу-гу", - изобразил старика Вадим.
- Андрей Иваныч тоже любил подкузьмить Тимаша, - заливалась мелким
смехом соседка. - Кажись, в масленицу, в тот год, как попа на поминках
споили, обрядился в саван, козлиные рога к голове приделал и к деду ночью
пожаловал... А тот хоть бы чуточку испужался, говорит: "За душой притащился?
Так бери ее задешево: кажинный день на том свете выставляй мене по бутылке
беленькой..."
Вадим дальше не стал слушать, набрал дров и пошел в дом, где на столе,
застланном старой клетчатой клеенкой, белела на тарелке аппетитная горка
блинов, которые так умела печь лишь Ефимья Андреевна.

3

Яков Ильич Супронович, сгорбившись, сидел на низенькой деревянной
скамейке у своего дома и дымил самосадом, на ногах серые подшитые валенки,
на плечи наброшен зеленый солдатский ватник, нежаркое солнце припекало
большую лысину, глубокие морщины и густые седые брови делали его лицо
суровым и печальным. Желтые щеки обвисали у подбородка, под бесцветными
глазами в красных прожилках набрякли мешки. Нездоровый вид был у Якова
Ильича. Он задумчиво смотрел на Тимаша, который ловко строгал рубанком на
верстаке белую доску. Курчавая стружка лезла из рубанка и, закручиваясь в
кольца, сама по себе отрывалась и падала к ногам старика. Тимаш в полосатом,
с продранными локтями пиджаке и широких солдатских галифе наступал на
хрустящую стружку сапогами. По привычке он что-то рассказывал, щурясь на
ослепительную доску, ласково проводил по обструганному месту шершавой
коричневой ладонью. Несколько готовых досок были прислонены к стене, на
одной из них грелась на солнце крапивница.
Яков Ильич не слушал старика, он думал свою тяжкую думу. От крепкого
самосада першило в горле и пощипывало глаза. Врач сказал, что курить вредно,
а что сейчас Якову Ильичу не вредно? Жирное и сладкое есть нельзя, выпить -
упаси боже, спать на левом боку - сердце жмет... Вызывали в Климове, в
райотдел НКВД, вот и жмет сердце. Сколько дел натворил непутевый Ленька! А
теперь батьке покоя не дают, спасибо, что самого не посадили... Наверное,
пожалели по старости, да и старший, Семен, отличился в партизанах, орденом
награжден, - тоже засчиталось... Двух сыновей вырастил, и оба такие разные,
а когда-то рядышком бегали по питейному заведению с подносами и улыбались
клиентам... Когда это было?..
- .... Ясное дело, утек с басурманами на чужбину твой Ленька-то,
разбойник, - говорил Тимаш. - Че ему тута было делать? Сразу бы к стенке, а
то и в петлю. Он и сам был лют на расправу. Сколько раз грозился меня на
сосенке вздернуть... Ты уж прости, Яков Ильич, а младший сынок у тебя
уродился говенный. Не чета Семену. В одном гнезде, а птенцы разные... Может,