"Вильям Козлов. Андреевский кавалер (книга 2) " - читать интересную книгу автора

тупым концом в то самое место, в которое раньше кол забивали... Да, эти
изверги не собирались шутить!.. И Яков Ильич повел их в дровяной сарай,
достал из поленницы березовую чурку, вытащил пробку, и посыпались на
земляной пол царские золотые монеты, которые он любовно называл "рыжиками".
Так и этого им показалось мало, потребовали каменья... Отдал и заветную
шкатулку Яков Ильич.
Не надо было долго голову ломать, чтобы догадаться, кто их навел. Сын,
Ленька... Да и по тому, как привычно и деловито принялись его пытать парни,
сразу сообразил Яков Ильич, что сын их подослал, по ухваткам видно, что
каратели... И то, что родной сын на такое пошел, больше всего угнетало
Супроновича. И дураку понятно, что не взял бы он в могилу свое богатство,
детям бы и внукам оставил... Да, видно, Ленька не собирался сюда больше
возвращаться, вот почему и решился на черное дело против родного отца... И
впрямь, не подлая ли кукушка подкинула его в гнездо?..
- ... А как помер наш Андрей Иванович Абросимов? - уже о другом говорил
неугомонный Тимаш. - Ерой! В первую мировую Георгия заслужил, а во вторую
Отечественную посмертно орденом Красного Знамени награжден. Сам в газете
читал. Немцы-то думали, он им старостой служит, а Андрей с партизанами был
заодно. Кто мы с тобой по сравнению с им? Так, мелочишка... Повесить твой
Ленька с Бергером его хотели, а он и тут сам себе смерть геройскую выбрал:
пал от вражьей пули да и с собой еще кое-кого на тот свет прихватил! А
могилу его я так заховал, что никто не нашел, Ленька-то пытал меня: куда я
его дел? Набрехал, что в овраг сгрузил, как было велено, а голодные собаки
да волки, видать, все растащили... Ты в кутузке сидел в Климове, когда
Андрея Ивановича торжественно захоронили на кладбище, говорят, памятник
поставят, об этом и сын его, Дмитрий, хлопочет.
Яков Ильич тяжело поднялся со скамейки, подошел к верстаку, потрогал
обструганные доски - гладкие и теплые, как атлас.
- Куда столько настрогал? - сказал он, щурясь на солнце. - Тут, гляжу,
мне и на гроб хватит...
- Чиво на тот свет торопишься? - вздохнул Тимаш. - Не печалься ты, Яков
Ильич, за свое сгинувшее богатство, ей-богу, без него легче на свете
живется. Возьми меня: за душой больше сотняги никогда не бывало, а обут,
одет, сыт, пьян и нос в табаке! Деньги да добро требуют много заботы, а мне
она ни к чему, эта забота. Хожу, людей смешу, слушаю птиц, гляжу на облака -
и жизня мне кажется очень даже замечательной. А сколь тебя знаю - и
улыбки-то на твоем лице никогда не видал, все суетишься, бегаешь, считаешь,
тянешь все к себе, как паук, а и тот ведь одной-двумя мухами сыт. В
народе-то говорят: "Не тот беден, кто мало имеет, а тот, кто много хочет"...
- Кого учишь жить, дурак ты беспорточный? - без злости покачал головой
Яков Ильич. - Да будь бы я таким, как ты, лучше бы и на свет божий не
родиться! Ты поганым кустом в овраге всю жизнь прожил и солнышка-то никогда
толком не видел! Гриб ты поганый, мухомор, а меня учишь? Деньги-то к таким,
как ты, голоштанным, не прилипают, отскакивают от рук. Ты и сотняги не
зарабатывал, а я, темнота несусветная, тыщи в руках держал! Вот на этой
ладони... - Он вытянул вперед жирную руку. - Брильянты сверкали! Царские
золотые червонцы переливались...
Тимаш даже строгать перестал, с интересом уставился на Супроновича, к
седой курчавой бороде пристало золотистое колечко стружки.
- Гляди каков, а? - проговорил он. - Без зубов, а кусаешься! Ладошку-то