"Юрий Козлов. Реформатор" - читать интересную книгу автора

поздно, как во врата уходит (как некогда явился) каждый смертный.
В свое время Никита Иванович лично знал обладательницу такого
лона-антилона. Мысли о ней согревали его одинокими холодными формалиновыми
ночами.
Никита Иванович в это чудное мгновение не обнаружил во взгляде бомжа ни
отчаянья, ни печали, какие обычно присутствуют в глазах подавляющего
большинства бездомных людей. Напротив, презрительно-спокоен был его взгляд,
как если бы бомж полагал себя конгениальным (равнодостойным) бытию,
неотъемлемой этого самого бытия частью. Кто, подумал Никита Иванович, в наше
время конгениален бытию, то есть бесконечно уверен в себе? Законченные
мерзавцы, вооруженные бандиты, почтальоны (с недавних пор), психи (с давних)
и... матерые профессионалы, которым владение мастерством, бесконечное
совершенствование в нем заменяет собственно бытие, точнее неизбежно
сопутствующую бытию рефлексию. Но если допустить, что бомж -
убийца-профессионал - продолжил, конкретизировав мысль, Никита Иванович,
почему пластиковый пакет, в котором он шарит - с распахнувшим зубастую пасть
крокодилом - эмблемой дорогого обувного магазина, совершенно новый, Обычно
бомжи ходят с другими - не столь запоминающимися - пакетами. Профессионал не
может этого не учитывать. Стало быть, по душу Никиты Ивановича прислали
плохого профессионала?
А если нет?
Тогда, констатировал Никита Иванович, он бы сто раз успел пристрелить
меня. Или прилепить к косяку пластиковую взрывчатку, которая бы взорвалась,
едва Никита Иванович приоткрыл тяжелую металлическую дверь. Разодранная
дверь уподобилась бы той самой крокодильей пасти, рвущей, нанизывающей на
зубы его не сказать чтобы сильно упругую плоть.
Следовательно, или в планы мнимого бомжа это не входило, или входило,
но не сейчас, или это был не мнимый, а самый настоящий бомж. Шикарный пакет
мог достаться ему (как и все остальное его имущество) совершенно случайно.
Иной раз жизнь дарит бомжам удивительные вещи.
В таком случае Никита Иванович городил огород на пустом месте.
Свято место пусто не бывает, подумал он, поглядывая в панорамный
глазок, привычно орудуя смазанными щеколдами, в то время как пусто место
далеко не всегда свято. К примеру, несвятость занятого бомжом пустого места
на лестнице между одиннадцатым и двенадцатым этажами заключалась в том, что
бомж, вне всяких сомнений, являлся профессионалом, у которого (в данный
момент) не было приказа убить Никиту Ивановича Русакова. Несвятость пустого
места скрывалась в пространстве среди бесчисленного множества (в сознании
Никиты Ивановича они носились как астероиды: вверх-вниз, туда-сюда по- и
против часовой стрелки) вероятных причин присутствия бомжа (профессионала?)
на лестничной клетке и одной-единственной истинной причиной. Но у истинной
причины как бы имелся хвостик (кто и зачем прислал к Никите Ивановичу
мнимого бомжа?), за который следовало потянуть. Хвостик мог легко
оборваться, как у ящерицы, но мог оказаться и... крокодильим? Несвятость
пустого места, собственно, заключалась в том, что всякое пустое (даже и
временно залитое формалином) место рано или поздно опять заполнялось жизнью.
Или смертью, подумал Никита Иванович, как неизбежным следствием
(продолжением и завершением) жизни. Единственным способом избавиться от
неопределенности, бесконечного толчения воды - формалина? - в ступе - было
потянуть за хвостик, выяснить у бомжа: кто и зачем его послал? Хотя (Никита