"Юрий Козлов. Имущество движимое и недвижимое" - читать интересную книгу автораЧисты, белы, ухожены были их руки, не знающие физического труда. Вне всяких
сомнений, это были десятиклассники, будущие абитуриенты. Что-то бы, однако, помешало смотревшему на них со стороны - если бы такой вдруг обнаружился - испытать радость и удовлетворение, законные при виде отдыхающего юношества. Быть может, странная для их лет неулыбчивость, выражение сумрачного недоверия - к кому, чему? - не покидающее их лиц, даже когда они помалкивали. Или длинная бутылка сухого вина - слишком уж привычно тянули они по кругу из горлышка. А может, просто так падали тени в тот вечер, и на юных лицах читалось то, чего не было? Но бутылка присутствовала определенно, и уже зоркая, сухонькая старушка в лохмотьях со страннической котомкой за плечами дожидалась в некотором отдалении от ольховой рощицы. В отличие от божьих странников маршрут старушки пролегал не по святым местам, а по местам, где пьют и оставляют посуду. Их было великое множество. Она дождалась. Бутылка вдруг взмыла в воздух, превратилась в маленькую радугу, налетев на солнечный луч, камнем пошла вниз. Пенсия старушки исчислялась тридцатью тремя рублями. У нее сжалось сердце, хоть она и знала: камней на набережной нет. Столь малая пенсия объяснялась недостаточным трудовым стажем. Недостаточный трудовой стаж объяснялся тем, что старушке не удалось включить в него годы, проведенные в местах, где труд, можно сказать, был единственным ее занятием. Документальных свидетельств об этом не сохранилось, и выходило, что старушка двадцать лет занималась неизвестно чем. В райсобесе к ней относились со справедливым подозрением, многочисленные ходатайства о прибавке к пенсии оставляли без внимания. Бутылка глухо втемяшилась в землю, старушка поспешила к ней. Молодые тогда другое дело. Старушка вдруг вспомнила свой выпускной бал в дореволюционной Самаре, катание на лодках по блещущей реке, чьи-то усы, черную шляпу. Было ли вино? Вероятно, было. Только вот как тогда обходились с бутылками, она забыла. Как бы, наверное, удивилась тогда она, если бы ей сказали, что этот вопрос будет весьма и весьма занимать ее на склоне лет. О чем говорили жарким июньским вечером десятиклассники? Они знали друг друга давно - вместе росли, переходили из класса в класс. Отношения их не были омрачены извечным подростковым соперничеством, изнурительным выяснением: кто лидер? Когда-то это было, но они пережили, преодолели. Это относилось к парням. И девушке не надо было непременно выбирать одного из двух, сталкивать лбами, кокетничать и капризничать. Треугольник отсутствовал. Или присутствовал, но какой-то другой треугольник. Она с равной симпатией относилась к обоим, но даже если бы вдруг пришлось выбирать - и здесь, думается, обошлось бы без трагедии. Или тот, или этот - девушка сама не знала. Она ценила вариантность. Вариантность, по мнению девушки, украшала жизнь. Безвариантность уродовала ее. Может, это была ранняя пресыщенность, а может, наоборот, ранняя мудрость. - Я понимаю, Саша, - горячился темноволосый с меняющимся, что свидетельствовало о непостоянном слабом характере, - иногда губастым и надменным, иногда очень даже добрым, симпатичным лицом, - тебе не понравилось мое стихотворение. Но я еще раз повторяю, во-первых, это первое (тут он, конечно, врал) и, очевидно, последнее в моей жизни стихотворение. Во-вторых, это не стихотворение в привычном смысле. Оно безыскусно, то есть |
|
|