"Юрий Козлов. Имущество движимое и недвижимое" - читать интересную книгу автора

не художественно сочинено, без тщеславия, желания прославиться (тут он
скорее всего опять врал). Будь у нашей Надюши альбом, как в старину, -
кивнул на девушку, - я бы записал ей туда его, и все. И навсегда бы забыл.
Ведь стихи не всегда искусство. Иногда просто способ выразить мысль.
Собеседник - русый, атлетического сложения парень в синей клетчатой
рубашке - слушал товарища с уважительным вниманием, весьма редким в наши дни
даже среди друзей. Если темноволосый автор неведомого стихотворения был
тонок, гибок от природы, но не особенно утруждал себя гимнастикой - об этом
свидетельствовали его слегка сутулые, опущенные плечи, этот - в рубашке -
занимался спортом серьезно. Его движения не отличались природной гибкостью,
но в них чувствовались сила и упругость, какие сообщают телу постоянные
тренировки.
Девушка никак не обнаруживала своего отношения к предмету разговора.
Похоже, ей просто нравилось проводить время с этими парнями, было приятно
сознавать, что никто не сунется к ней, не обидит. Есть кому заступиться. К
тому же из их разговоров девушка узнавала много нового, интересного. Это
озадачивало ее. В самом деле: живут в одном дворе, ходят в один класс,
почему же они знают, а она нет? Но в отличие от парней девушка не больно
печалилась, если чего-то не знала, не горячилась, если вдруг узнавала.
Знания отнимали у жизни последний смысл. У девушки были гладкие, черные, как
смола, волосы. Разделенные посередине пробором, они доставали до плеч.
Странно-белое, как будто фарфоровое лицо. Девушка была красива, ухоженна,
несуетлива. Она знала себе цену. Фамилию девушка носила под стать волосам -
Смольникова, в детстве ее дразнили Смолой.
- Позволь. - Саша протянул руку.
- Да стоит ли? - сочинитель с крайней неохотой вытащил из кармана
сложенный листок, протянул товарищу.

Туда, где запах сена пряного с закатом воедино слит
И где лохматый стог, как пьяный, качаясь, на ветру стоит.
Туда, где можно поле мирное вспахать, засеять и убрать,
И, свою душу не транжиря, спокойно всходов ожидать.
И где в избе снаружи черной, ну а внутри светлей дворца
Со стенки Спас Нерукотворный глядит глазами мудреца,
Там, только там я понимаю, что, потеряв избу свою,
Сам у себя я отнимаю гораздо больше, чем даю.

Саша закончил чтение.
Некоторое время молчали.
По реке плыл сухогруз с огромной белой надстройкой, похожей на жилой
дом - с окнами и карнизами. Сухогруз едва полз между разметившими фарватер
бакенами, ему было тесно, неуютно в мелкой нечистой реке. Подул ветер,
сцепившиеся наверху ольховые ветви зашевелились. Круглое красное солнце
пряталось в чудовищный дымный мешок за мостом, за рельсами, за дальними
башнями и крышами.
- Не надо разбирать, все знаю! - выхватил листок сочинитель. - И что
нельзя: вспахать, засеять и убрать. Надо внести удобрения. Что внутри не
светлей дворца. Что Нерукотворный - не годится. Что сначала крепостничество,
неграмотность, потом военный коммунизм, взорванные церкви, коллективизация,
сейчас - пьянство, развал. Все знаю.