"Юрий Козлов. Разменная монета" - читать интересную книгу автора

часто креститься, выть в голос. "Ты чего... мать?" - испугался Никифоров. "А
ребеночка хоронють, - объяснила она, - гробик лакированный... Врачи-ироды,
ой ироды!" - "Да какой, к черту, гробик! - крикнул Никифоров. - Часы это,
часы! Вон, смотри циферблат!" - "Часы хоронють?" - растерялась бабка.
"Не торопишься с часиками-то?" - поинтересовался дядя Коля, когда
уложили в "Скорую помощь" на резиновые вонючие носилки. "Соседи чуть не
убили, - ответил Никифоров, - отвезу на работу, там ночью никого". - "Ты вот
что, - задумчиво посмотрел на него дядя Коля, - возьми паяльник, да оплавь
молоточек и спираль, ну, бьющие части, свинцом, лучше, конечно, серебром, но
и свинцом ничего. Мягче будет бой-то..."
Никифоров подумал, что два греха Бог наименее всего склонен прощать
людям: гордыню и жадность. Ну почему он, Никифоров, ничтожество,
библиографишко с так называемым "высшим" образованием, вообразил, что лучше
дяди Коли? Почему, вместо того, чтобы тут же достать из загашника, налить,
выслушать, а то и не выслушать, а посмотреть, как дядя Коля сам тут же все
сделает, он абстрактно пообещал дяде Коле поллитру, "если часы пойдут"? Ах,
дурак... Сэкономил. "Спасибо, дядь Коль, так и сделаю!" - обижаться можно
было только на себя.
У конторы не могли разъехаться грузовик и такси. Шофер "Скорой..."
врубил сирену. На звук сирены на крыльцо выскочили сотрудники третьего
управления "Регистрационной палаты", рабочие, завершающие в особняке
отделочные работы, сам начальник Джига. Сотрудникам мучительно было нечего
делать в пустом свежекрашеном особняке, но все как один притаскивались на
службу, так как вот-вот должно было начаться самое интересное и
захватывающее, что только может начаться в госучреждении - дележка окладов и
расселение по кабинетам.
- Фантастика, - сказал Джига, когда Никифоров и кто-то из рабочих
внесли на резиновых носилках часы в особняк. - Но ход наладить не удалось?
- Удалось.
- Значит, не бьют?
- Еще как бьют! - усмехнулся Никифоров.
- Тогда, убей бог, не понимаю, - развел руками Джига, - зачем привез на
службу? Люди тащат со службы, а ты... Не понимаю. Ты меня пугаешь.
- А я перестроился, - ответил Никифоров, - живу по моральному кодексу
строителя коммунизма. Помнишь, был такой?
- Вообще-то, - сказал Джига, когда все, выразив восхищение часами,
разбрелись, - первая моя мысль была отобрать у тебя часы и поставить в своем
кабинете. Но я коммунист новой формации, вступил в партию во время
перестройки. Поэтому тоже поступлю в соответствии с кодексом. Пусть часы
стоят в твоем кабинете!
- У меня нет кабинета, - возразил Никифоров.
- Будет, - обнадежил Джига, - при коммунизме у каждого должен быть
кабинет. У нас треть средств от капремонта не освоена. Я даже знаю место.
Так у Никифорова появился собственный кабинет.
Он пересилил судьбу.

2

И не он один. Впечатление было такое, что судьбу в одночасье пересилило
все третье управление, как птица Феникс, воспрянувшее из пепла