"Константин Козлов. Алмазы для ракетчика (Роман) " - читать интересную книгу автора

теплого на лице. Отстранившись, он приоткрыл глаза. Собака. Может, волк?!
Нет, все-таки собака, волк не стал бы ластиться к человеку. Выходит,
добрались до жилья. Инженер медленно проваливался куда-то
глубоко-глубоко...
Второй раз он очнулся в чуме. У огня на корточках сидел седой, весь в
морщинах дед. Инженер знал правильное название северного народца - саамы.
Европейцы считают их лапландцами. Для русских они были лопарями или
самоедами, но сами называли себя саамами - людьми. С ними приходилось
встречаться еще в той, довоенной жизни.
Старик курил трубку и улыбался своим мыслям. В черных глазах с
набрякшими веками мелькали отсветы костра. Булькал котелок на огне. На ложе
по ту сторону огня крепким сном забылся спутник, укрытый оленьей шкурой.
Откинулся полог, вошла старуха, жена лапландца. Зачерпнула что-то из
котелка эмалированной кружкой и подала инженеру. На иссеченном складками
бронзовом лице вспыхнула доброжелательная улыбка.
Пробормотав слова благодарности, он схватил кружку и стал жадно
глотать обжигающее варево. По телу разлилось приятное тепло. В измученный
организм возвращалась жизнь. Очевидно, они наткнулись на кочевье. Снова
повезло. Он улыбнулся. В этот сезон ему повезло трижды.
Привычка измерять жизнь сезонами осталась еще со студенческих времен.
Сезоны, партии - как это было давно, остались только в щемящей сердце
юности. Партии из его университета часто работали в краях, похожих на этот,
но по другую сторону границы, их часто приглашали как высококлассных
специалистов. Если теоретические выкладки подтверждались изысканиями, сезон
считался удачным, а если неделя за неделей пролетали в тщетных, пустых
поисках, люди просто старались не унывать. Любые результаты давали опыт. Из
опыта рождались гипотезы, красивые и стройные, как та, которую он
унаследовал от отца - профессора. Этот сезон был самым счастливым за
последние пять лет, хотя его правильнее бы назвать кампанией.
В ней удача улыбнулась впервые, когда звено "Ил-4" 29-го авиационного
полка Северного флота сровняло с землей их лагерь. Тогда он благодарил
провидение за то, что оказался в числе немногих уцелевших. За два захода
бомбардировщики превратили базу торпедоносцев в мешанину железа, земли и
бревен. Переливчато звеня пропеллерами, двухмоторные машины ушли на
северо-восток, оставив на земле оседающий дым и развалины. Он не погиб, а на
месте блиндажа, в котором во время налета отсиживались его коллеги, дымилась
воронка, глубокая черная яма в опаленном торфянике. Ни малейших следов от
пяти человек, даже пуговицы не найти. Стоя над воняющей тротилом ямой, он с
наслаждением вдыхал холодный воздух, осознавал, как здорово жить. Его
спасение - самое настоящее чудо. Не пойди он встречать возвращающиеся с
вылета на конвой самолеты...
Самолеты были главной связью с внешним миром. Они уходили далеко в
Норвежское или Баренцево море - бомбить очередной конвой. Отработав,
садились в Вадсё, а затем возвращались с грузами для их лагеря. Иногда
самолетам попадались уже было почти прорвавшиеся конвои у Канина Носа.
Тогда в небе начиналась карусель с "И-16", взлетавшими под Архангельском.
Он подумал, что тонущим в виду берега людям смерть должна казаться
сущим адом. Летом конвоев практически не бывало, в эту пору торпедоносцы
охотились на подводные лодки. Иногда самолеты не возвращались. Тогда
Вебстер, пожилой механик из Бремена, стирал с доски в столовой фамилии