"Владимир Краковский. Один над нами рок " - читать интересную книгу автора

вы?"
Все с заученной нестройностью стали говорить, что да, как же, читали,
еще бы, ужасная неприятность и действительно глобальнейшая. Только Дантес
сказал: "Не, не читал. А че случилось?"
"А то,- сказал Вяземский мрачно и веско,- что эти проклятые французы
развернули новый виток гонки вооружений. Взорвали на своем острове очередную
атомную бомбу. Вот суки, не правда ли?"
Все мы вперили взоры в Дантеса.
"Безобразие, да и только,- отозвался тот, но нельзя сказать, чтоб очень
от души.- Куда ООН смотрит?"
"Да ведь под землей же! - провокационно встали на защиту французов
некоторые.- От такого взрыва никакой пыли, радиации кот наплакал... Почти
безвредный взрыв".
Но Дантес на провокацию не поддался, сказал: все равно плохо, радиация
под землей не останется, просочится в океан, будем есть рыбу, светящуюся,
как голова младенца Иисуса...
Тогда мы перешли ко второй части испытания. "Подумаешь, немного
поболеем,- сказали те, кому было положено это сказать.- Гораздо опаснее для
человечества то, что творят итальянцы: правительства меняют по три раза на
дню, Джордано Бруно сожгли, а с сицилийской мафией справиться не могут, на
это у них кишка тонка. А между тем весь мир от этой мафии стонет..."
Дантес принял вид отчужденный. Его кабинет был набит нами битком, но он
как-то умудрялся смотреть мимо всех.
"Эта нация вообще изнеженная и хилая,- продолжали провокацию те, кому
было назначено ее продолжать.- В войну наши как лупанут могучим кулаком
пехоты, враг бежит. Но немцы со второго удара могучего кулака задавали деру,
а макаронники - с первого.
Хлипкие на редкость. И трусы, каких мало: в крещенские морозы мочились,
не расстегивая ширинку, боялись отморозить..."
У Дантеса желваки заходили на скулах еще при словах: эта нация.
Услышав: макаронники, он побагровел. Когда же прозвучали обвинения в
боязни отморозить член, он уже не смог себя сдержать. Боже, как он стал
орать! И что! Русские-де и лежебоки, и дикари, они еще беспробудно дрыхли,
когда итальянцы, являясь древними римлянами, всю Европу держали в кулаке...
Еще позавчера он отказывался хулить русских, сегодня же буквально втаптывал
их в грязь. "Вы еще подтираться не научились,- орал,- а у нас уже был самый
лучший в мире цирк! Мы и сейчас могли б кого угодно свернуть в бараний рог,
да не хотим, потому что стали в высшей степени интеллигентными - настолько,
что простой рабочий у нас может запросто затянуть в троллейбусе какую-нибудь
арию Фигаро, с которой у вас не каждый заслуженный артист справляется.
Особенно одно там место: ля-ля-ля, ля-а, ля-а-а... В этом последнем
"а-а" первое "а" такое высокое, что, спорим, ни один из вас не возьмет, а я,
хотите, возьму, так что не судите об итальянцах свысока, вы перед ними
коротышки-недоростки..."
Нам очень обидно было слушать эту нахальную речь, но вместе с тем и
радостно: ведь сомнений теперь не оставалось, Дантес - итальянец, когда
Пушкин узнает, он обязательно поклянется больше в него не стрелять, а
значит - выйдет на свободу, придет в цех, включит свой станок... Вот что
главное!
Поэтому мы не стали бить Дантеса за оскорбление нашей национальной