"Владимир Краковский. Один над нами рок " - читать интересную книгу автора

отказалась. Мы спрашивали: неужели родина тебе дороже Пушкина?
Она ответила: "Заткнитесь насчет родины. Просто Пушкин меня там бросит.
Что, я не видела в кино ихних телок? Они меня за пояс заткнут в первую же
неделю".
Анька не поехала тоже не из-за родины. У нее уже третий год как роман с
одним военным летчиком. Они виделись только однажды, у обоих - любовь с
первого взгляда, он ей пишет из своей части:
"Как выйду на пенсию, так приеду и поженимся". Он летает на таких
самолетах, с каких на пенсию отправляют во цвете лет.
Летчик еще не успеет разлетаться, а его уже списывают, хотя ему не
хочется. Но если он говорит: "С какой стати? Я хочу летать еще!" - ему
отвечают: "Ишь какой летун выискался! Ты на свои руки глянь, они же
трясутся". Он смотрит: действительно, трясутся. А если не трясутся и он им с
возмущением возражает: мол, не трясутся, они спрашивают: "А ноги?" Он
смотрит: трясутся ноги. Такие это самолеты. Суперсверхскоростные.
Но в остальном эти списанные летчики еще молодцы и мечтают о семье.
Анькин жених только и пишет ей: "Скоро поженимся! Мне всего год остался. С
радостью замечаю, что левая нога уже иногда подтрясывается. Конечно, жалко
будет расставаться с любимой профессией, но горечь предстоящей разлуки с
небом скрашивает радость предстоящей жизни с тобой на Земле. Когда я смотрю
на нее с высоты своего суперсверхптичьего полета, то люди для меня что
микроорганизмы - и те, и другие невидимы невооруженным глазом, необходима
специальная оптика. Но я не проникаюсь к людям презрением из-за их малости,
а, наоборот, думаю: среди этих микроорганизмов живет мой любимый
микроорганизм, это ты.
Такое сравнение с микроорганизмом тебе не обидно?"
Анька ему на это пишет: "Как я могу обижаться, если сама называю тебя
вирусом, потому что с Земли не только тебя не видно, но и даже твой большой
самолет, а специальной оптики у нас в цехе нет..."

А бабка Арина не поехала потому, что сдуру купила себе в деревне избу и
теперь погрязла в грядках на приусадебном участке. Когда мы ее спросили, не
хочет ли она покинуть родину, она ответила, что с удовольствием бы, но
некогда: то вскапывать надо, то окучивать, то солить и квасить. Большую
часть заработанных денег она отдала племяннику, он на них купил завод по
производству орбитальных бензоколонок и теперь процветает. Довольно часто
его можно видеть по телевизору. Стоит он, как правило, где-нибудь в
сторонке, к объективу не льнет, но когда мимо проходят президент или
премьер-министр, то всегда замедляют шаг, чтобы пожать ему на ходу руку...
И я остался. Как раз из-за родины. Но не потому, что она мне мать или
жена, как многие о ней неправильно говорят: ведь от матерей, когда
вырастают, всегда уходят, а от жен - вообще бегут... Просто я к ней привык.
Взять, например, мою квартиру. Сейчас такие времена, что вечером то и
дело гаснет свет, иногда надолго. Так вот мне это, как говорится, без
разницы - что он есть, что нет. Я уже сто лет живу в этих комнатах и так
хорошо чувствую все их изгибы, что в абсолютной темноте иду на кухню,
безошибочно беру сковородку, беру из ящика вилку и безошибочно уплетаю то,
что на сковородке, не хуже, чем при свете. А то еще иду с этой сковородкой в
гостиную и плюхаюсь в кресло. Ни вилки мимо рта не пронесу, ни мимо кресла
задницу. Знакомые мне говорят: ты ж разбогател, купи шикарную квартиру! Я