"Юзеф Игнаций Крашевский. Старое предание (Роман из жизни IX века) " - читать интересную книгу автора

лошадей. Небо было чистое, лес молчал, только роями вилась в воздухе и
жужжала мошкара, ожившая под лучами солнца.
После короткого отдыха путники снова сели на коней. Отец обернулся к
сыну.
- Там ни о стрелах, ни о крови, ни о чём ни слова... Лучше всего ничего
не говори, будто ты немой. Они называют нас немцами, хотя мы понимаем их
язык... Ты слушай, о чём они будут говорить, - это всегда пригодится, - но
прикидывайся, будто тебе речь их неведома... Молчать - оно всегда лучше.
Он выжидающе посмотрел на сына, мальчик ответил ему взглядом. Они ехали
все дальше и дальше. Солнце уже клонилось к западу. Высокий берег реки
постепенно понижался, в воздухе повеяло сыростью, и густая тень окутала
чащу, когда вдали, за стеной леса, показался сизый столб дыма.
Увидев его, старший вздрогнул - от радости или от страха? Мальчик тоже
смотрел на дым, не отрываясь, они поехали тише.
Вокруг простирался старый, высокий и густой бор, вдоль реки, зажатой в
тесном русле, узкой полосой тянулись луга. Вправо открылась поляна,
заваленная кругом срубленными деревьями. За поляной, обнесённые высоким
тыном, стояли какие-то шалаши или избушки, сложенные из жердей и хвороста, -
из них-то и поднимался этот сизый столб. Путники подъехали ближе и теперь
могли лучше их разглядеть.
Строения стояли прямоугольником на высоком берегу реки, тщательно
укрытые со всех сторон. С поляны они были огорожены брёвнами и тыном,
глубокими рвами и вбитыми в землю сваями. На одной свае торчал побелевший,
выжженный солнцем и омытый дождями конский череп.
Избушки, крытые дранкой, камышом или ветками, были плетёные из
хвороста, перевитого между кольями. Только посередине возвышался срубленный
из гигантских брёвен хозяйский дом; к нему с обеих сторон примыкали сараи,
окружавшие усадьбу кольцом, внутри которого находился небольшой дворик.
Подъехав к тыну, рыжий остановил лошадь, высматривая, не покажется ли кто.
Нигде не было видно ни души. Он ещё раздумывал, как дать о себе знать, когда
заметил на берегу громадный камень, лежавший тут с незапамятных времён, и
сидевшего на нём старика, который давно уже издали наблюдал за ними.
Он был весь в белом, в одной только лёгкой одежде из грубого полотна.
Ноги его были босы, седая голова обнажена. Длинная, окладистая борода
закрывала до пояса его грудь. В руке он держал высокий белый посох. Рубаха,
подпоясанная красным кушаком, опускалась до колен. Ни оружия, ни украшений
не было на нём. У ног его лежали два пса, похожие на волков; притаившись,
они припали к земле, не сводя с путников налитых кровью глаз, но не
двигались с места, только вздрагивали, выжидая, когда можно будет
броситься...
Лицо старика было спокойно и важно, загорелая кожа казалась
потрескавшейся, такой густой сетью избороздили её складки и морщины. Над
серыми глазами топорщились кустики косматых бровей. Из ворота рубахи видна
была такая же коричневая и морщинистая, как лицо, иссохшая шея, которую
обвивали, словно змеи, синие жилы, набухшие под кожей.
Рыжий заметил старца, когда тот грозно прикрикнул на собак, посохом
отгоняя их назад. Путники остановились, с любопытством осматриваясь.
- Привет вам, старый Виш, - сказал, не слезая с лошади, старший, слегка
склонив голову, - привет вам. Велите прогнать ваших псов во двор, не то они
нас разорвут... Мы с вами старые знакомые и добрые друзья и хоть не свои, но