"Петр Краснов. Кинематограф " - читать интересную книгу автора

В царстве яблоков

При беглом взгляде на Семиречье из тарантаса, особенно когда тянешься
на усталой тройке в облаках пыли целыми днями по безводной пустыне, когда
видишь перед собою только песок и камни, когда пустыню разнообразят лишь
уродливые кусты саксаула или торчки чия, когда на десятки верст перед вами
почва блестит, как зеркало, от солонцов, и гладка, и ровна, как асфальт, -
является представление, что это бесплодная, никому не нужная пустыня и жизнь
в ней невозможна.
Я ехал верхом на полевую поездку из Джаркента в Верный, ехал по левому
берегу р. Или через громадную, никем не населенную солонцеватую пустыню.
Стада иликов, голов по двенадцати - двадцати, спугнутые топотом конских
копыт по кремнистому пути, вылетали из-за песчаных барханов и, сверкая
белыми "зеркалами", красиво и легко скакали по пустыне. Редко-редко - на
20-30 верст расстояния - по пути попадались низкие приземистые постройки
постоялых дворов или, как здесь называют, караван-сараев. Длинные навесы,
крытые камышом, крошечная полутемная грязная сакля с неизменным самоваром и
русскими или киргизами хозяевами. По стенам комнаты старые-старые лубочные
картинки, такие, каких "в России", пожалуй, уже не увидишь, - "Как мыши кота
хоронили", "Охота на львов", "Охота на медведей", "Монархи всего мира" и т.
п. - и в пыльное мутное окно глядится ровный горизонт блестящей солонцами
унылой степи. Подле станции глубокие колодцы с мутной солоноватой водой, над
нею безмятежное голубое небо, да ветер временами гудит по этой пустыне,
проносясь от Китая к Балхашу или обратно. Вдали мутные и неясные синеют
горы. От солью пропитанного воздуха сохнут губы и трескаются и горит лицо, и
кажется, что тут уже невозможна никакая культура...
7-го октября в гор. Верном мне пришлось прослушать лекцию инженера
Скорнякова об оросительных работах в Северной Америке. Знакомые имена
раздались с кафедры. Аллеганские горы, Скалистые горы, Сиерра-Невада,
Колорадо, Колумбия... на экране появились бизоны, индейцы, их палатки, их
головные уборы из перьев орла... Стыдно сознаться - все это было более
знакомое, более родное, нежели своя Америка, нежели пустыни Семиречья,
Заилийский Алатау, реки Чу, Текес, Чилик, Чарын... А между тем как одно
похоже на другое! Но одно скрашено грезою, мечтами юности, одно - Америка,
где есть Команчо, вождь индейцев, где есть вигвамы племен "ястребиного
сердца", где есть блокгаузы с таинственною, милою сердцу девушкою Мери; в
эту "Америку" пытались удирать юные гимназисты, не страшась ни жажды, ни
нестерпимого блеска и зноя песков пустыни. Да как же может быть иначе, когда
там таинственная Сиерра-Невада, когда там Колорадо, Колумбия, апаши, индейцы
племени черноногих... Таково магическое очарование таланта Майн-Рида,
Купера, всех этих "Всадников без головы", "Охотников за черепами". И
несмотря на то, что у нас уже народилась своя литература, нисколько не
уступающая литературе английской в лице среднеазиатских романов и повестей
Н.Каразина, Л.Чарской, - нас все еще тянет к иностранному, и Америка нам
милее Азии, и наши дети "бегут", влекомые далью, не в пески Семиречья, а в
Америку, их манит жизнь колониста и вовсе не влечет совершенно подобная же
жизнь русского переселенца. А между тем все эти пустыни, лежащие к востоку
от американских Скалистых гор, эти бесконечные степи, где паслись некогда