"Петр Краснов. Кинематограф " - читать интересную книгу автора

молчаливого зеленого плоскогорья, бродят стада баранов. Это блеяние - музыка
кочевника; эти белые, коричневые, черные пятна шелковистых баранов,
развеявшихся по зеленой степи, - это лучшие краски, лучшее украшение кочевой
жизни. Стадо баранов, дальше табун, дальше быки и опять бараны - вся степь;
все плоскогорье, дикое и угрюмое, покрыто ими, и это они оживляют яркую
зелень мелкой травы степи, никогда не знавшей культуры.
Здесь, в этой степной пустыне, в этом широком раздолье, процветает
любимая киргизами игра в "девку-волк", когда самая хорошенькая киргизская
девушка, молодая, задорная, с румяными полными щеками, разодетая в пестрое
платье, вся в цветных лентах, садится на лучшего скакуна всего плоскогорья.
В руках у нее тяжелая плеть с плетником из кожи жеребенка, с рукояткой из
козьей ножки, усеянной металлическими бляшками. И молодежь, и старики на
лучших скакунах своих табунов выезжают за нею и стремятся поймать ее и,
охвативши на полном скаку горячими объятиями, расцеловать пышущие зноем
долгой скачки пунцовые щеки и яркие губы девки-волка. А потом - уходить.
Девка-волк с диким выкриком мчится за победителем и лупит его по чему попало
своею нагайкой. Это здесь процветает "бойга", скачка на десятки верст; это
здесь лихой скакун - победитель сорокаверстной бойги - ценится в тысячу
рублей, это здесь заклады достигают тысяч рублей и процветает азарт и спорт,
и это здесь единственное возможное "степное положение" надо возить за
голенищем в сапоге в виде тяжелой нагайки. Это здесь в дни выборов старшин
идут кровавые драки и степная полиция сбивается с ног, водворяя порядок
среди расходившихся киргизов.
Посреди этой раздольной степи стоит станция Каркара. Подле станционной
постройки обширный поселок каких-то избушек, складов, сбитых из грубых
неотесанных досок, с закрытыми ставнями окнами, с забитыми досками дверьми.
На протяжении почти квадратной версты разбросаны эти постройки, образуя
неправильные улицы и переулки. Здесь бывает 1-го июня большая ярмарка. Сюда
съезжаются десятки тысяч народа, и вся степь бывает густо покрыта громадными
стадами быков, овец, табунами лошадей, верблюдами, кибитками и палатками.
Вся орда здесь. Тому, кто хотел бы описать времена Тамерлана, тому, кто
вздумал бы нарисовать эту страшную орду, вдруг двинувшуюся с кибитками, с
женами и детьми на Русь, необходимо съездить на ярмарку в Каркару. Кругом
пустыня, дикие хребты, головокружительные подъемы и спуски на перевалах,
пески или степь. Кажется, откуда взяться тут людям? И вот на маленьких
лошадках, на высоких верблюдах, на быках и ослах все горное население
съезжается сюда. Здесь меняют табуны на стада овец, здесь коров превращают в
деньги, а деньги в ситцы и шелка. Здесь шипит граммофон и бывает
кинематограф и странствующий цирк.
Много, много лет тому назад, говорит киргизское предание, по этой степи
проходил Тамерлан. Он шел к реке Джергалину и к великому озеру Иссыккуль. И
когда подошел он к отрогу, идущему от "Божьего трона" (Хан-жен-гри) и
преграждающему путь к Туркестану, вздумал он пересчитать свое войско.
Впереди была узкая тропа, круто поднимавшаяся в горы, поросшая густым
еловым лесом. И приказал Тамерлан каждому воину, говорит предание, взять
камень и бросить его подле того места, где он стоял. Подходили, зашитые в
звериные шкуры, в остроконечных малахаях, отороченных мехом, скуластые,
желтые, узкоглазые монголы, с колчанами стрел за плечами и клали камень за
камнем. И росла гора камней. Слышался тихий стук бросаемых камней, и
следующим приходилось бросать выше и выше. И орда проходила, оставляя новую