"Петр Краснов. Понять - простить (Литература русской эмиграции)" - читать интересную книгу автора

золотым, низко опущенным кушачком. В складках мягкой материи угадывалось
полнеющее тело и кошачья грация. Черные волосы были острижены в кружок и
локонами падали из-под шляпки. Когда поворачивалась она к князю и, смеясь,
шептала ему на ухо, Кусков видел сзади ее шею с подбритым затылком и с
темной тенью отраставших волос. Ему вспоминались казаки с такими же
затылками и с такой же тенью коротких черных волос. Кто она? Та тоже
называлась Арой, была такого же роста... Но у той были длинные черные волосы
и, когда разделась она, она окутала ими и себя, и его до самых колен...
Больная была страсть и мимолетная, как больное и быстро текущее было тогда и
само время... "Нет, конечно, не она. Та была не графиня... Да и могла ли бы
графиня?!"
Ара приподнялась налить водки в рюмки и перегнулась через стол. Перед
глазами Кускова показалась уходящая вглубь шея и нежные очертания груди. Он
увидел кружево рубашки и маленькую брошку, закалывавшую длинный ворот.
Граненый синий камушек, а кругом маленькие бриллиантики. Знакомая брошка! Он
держал ее в руках в Константинополе, когда та Ара просила его продать ее. От
ворота шел тонкий аромат духов - все тех же. Кусков вспомнил все и узнал
Ару... И Ара узнала его. Рука с бутылкой дрогнула в ее руке. Тихо и жалобно
звякнуло стекло рюмки...
В сумбурной квартире, где все было перевернуто кверху дном, где целый
день кто-нибудь что-нибудь ел или пил, где по диванам, креслам и на полу на
коврах валялись днем и ночью молодые люди в офицерской форме, где лежали
ручные гранаты, винтовки, револьверы, отдельные части пулеметов, всем
распоряжалась Ара. Она в крестьянском платье уходила в город на разведку и
возвращалась растрепанная, оживленная, с кульками хлеба, с подобранными на
улице патронами. Приводила новых волонтеров - офицеров и юнкеров. Закрутив
на затылок прекрасные волосы и накрыв их солдатской папахой, в рубахе и
шароварах, в шинели, с винтовкой в руках она ходила в дозоры и ночью сменяла
Кускова. Был август 1917 года. Шло корниловское восстание, и квартира Ары
жила лихорадочной конспиративной жизнью, и никто не знал, что надо делать в
случае удачи. Кого арестовать - Временное ли правительство или Совет
солдатских и рабочих депутатов? Куда бежать, куда вести толпы народа - к
Зимнему дворцу или в Смольный институт? Жили богемой, удалой шайкой
молодцов-разбойников с молодым атаманом Арой. Была она с ними как товарищ.
Презрительно сжимала губы, когда ей женские говорили комплименты, ругала
большевиков и Временное правительство "сволочью" и "сукиными сынами" и,
когда при ней, на дворе, сочно, по-мужицки ругаясь, творил непотребства
вечно пьяный Успенский, богатырь-капитан, она подходила к нему, толкала в
плечо и, смеясь, говорила: "Ты бы, Васенька, хотя бы отвернулся. Все-таки я
девушка!.." Они ничего не сделали. Говорили: организации не было. Модное
тогда это было слово - организация... Когда по улицам стали ловить и
арестовывать офицеров и многие были убиты в "Астории" и других местах, когда
звонкое слово "корниловец" пошло гулять по солдатским толпам, их организация
распалась. Как-то быстро исчез Успенский, и потом видели его пробирающимся в
одежде рабочего на юг, к Каледину. В опустелой квартире с разбитой мебелью,
с накиданной на полу соломой, с грязью и плевками остались только Кусков и
Ара. И когда пришли солдаты и спросили, кто он, - "Я корниловец!" - гордо
ответил Кусков. Был арестован. Он сидел две недели в "Крестах". Когда его
освободили, он пошел на квартиру к Аре. Он нашел ее одну. В квартире было
чисто и тихо. Вечером шептала Ара, что надо всем смелым объединяться и идти