"Милош В.Кратохвил. Европа кружилась в вальсе (первый роман) " - читать интересную книгу автора

переждать, не станем же мы протискиваться сквозь этот поток.
Как бы это вам нагляднее пояснить? А, знаю, я как раз вспомнил об одной
книжке, которая есть у меня дома, надо будет ее вам показать. Она вышла в
Париже, это альбом рисованных карикатур на Вильгельма II. Но самое
интересное другое: в предисловии издатель признается, что, перед тем как
выпустить книгу, он на всякий случай запросил - и подумайте только, через
министерство иностранных дел, - не будет ли Берлин возражать против издания
этих карикатур. И знаете, что он получил в ответ? Денежную дотацию от самого
германского кайзера, с тем чтобы книга могла выйти возможно большим тиражом!
Французь: тогда прямо-таки обалдели от такого великодушия. Великодушие...
Черта с два! Просто Вильгельм был так уверен в своей неотразимости и
могуществе, что даже в сатирических изображениях видел лишь рекламу своей
персоны - ведь тот, кто будет эти карикатуры рассматривать и вдобавок
узнает, что он и т. д., и т. д., тот еще нагляднее убедится, какова разница
между благородной моделью и ее искажением, которое всемогущий может себе,
разумеется, позволить, ибо опасаться ему тут абсолютно нечего!.. И это
прямая аналогия того, как наше высшее общество относится к грубым выходкам
Ганспетера.
А, вот он! Прячется за теми пальмами...
Комарек приготовился лицезреть опустившееся существо с отталкивающей
гримасой на лице, привлекающее разве что демоническим взглядом пропащего
человека. Но вместо этого он увидел безукоризненно одетого молодого
господина, голова которого покоилась на высокой спинке плетеного кресла; он
безучастно смотрел прямо перед собой, а его правая рука то и дело через
одинаковые промежутки времени подносила ко рту сигарету. Своей позы он не
изменил даже тогда, когда уже не мог не заметить приближающейся пары.
Габерланда это ничуть не удивило:
- Ну-с, приятель, поднимайтесь!
Лишь теперь "драматург" медленно повернул голову, но его взгляд миновал
говорившего и остановился на Комареке...
- Лейтенант! Это ты нарочно подсудобил мне, Габерланд!..
- Позволь представить тебе...
- Да это неважно. Важно, что он лейтенант!
- Почему ж ты меня за это упрекаешь? - Габерланд заулыбался в ожидании
реакции Ганспетера.
- Ты нарочно стремишься меня обескуражить. Ведь ты наверняка знаешь,
как это на меня подействует! Есть ли на свете хоть одно человеческое
существо, которое было бы так уверено в себе и так восторгалось собою - nota
bene{[36]}, восторгалось с полным основанием, - как офицер в звании
лейтенанта? И. и К.{[37]} цыпленок с еще не отлипившимися остатками
скорлупы, а его уже слушается взвод, солдаты отдают ему честь; а другие
офицеры, кто выше чином и кому, в свою очередь, должен козырять он сам, те,
отвечая на его приветствия, как бы принимают его в свой клан, "тыкают" ему,
и господин лейтенант марширует прямехонько вперед, путь ему указывают
звездочки, которых становится все больше и больше, а вдали блещет шитый
золотом воротник. Он еще знать не знает о заботах майоров и подполковников с
замедленным продвижением по службе, о недосягаемых орденах первой и второй
степени, о деньгах, взятых под залог, и невзрачных невестах, которые своей
вызолоченной унылостью погашают офицерские долги, - ничего, ничего этого он
не знает, как не знает и тысячу, десятки тысяч других "ничего", и потому он