"Милош В.Кратохвил. Европа в окопах (второй роман) " - читать интересную книгу автора

переносном смысле - эти признаки проявились и в области нетелесной, в его
поведении и характере. Юноша весь был словно без острых граней, ни с кем
никогда не вздорил, что случается лишь с редкими счастливчиками, которые
всегда умеют найти наилучший подход к окружающим и вызвать симпатию. Помидор
был ненавязчив, но без малейшего намека на холодную сдержанность, к любому
положению и настроению он умел приспособиться без тени угодничества. Любил
посмеяться, но никогда не насмешничал. Притом он вовсе не был изнежен и все
трудности и страдания переносил с выдержкой человека, сознающего, что наряду
с вещами, зависящими как-то от нас, на свете существует немало такого, что
полностью находится вне нашей воли и устремлений; подобными вещами он просто
не интересовался, ибо разве не бессмысленно ругать тучи, когда попадешь в
грозу, или показывать кулак молниям.
И как раз такому человеку суждено...
Хотелось проклинать, ругать все и вся самыми грубыми словами.
Но в его присутствии как-то не получалось.
Офицеры сорвали злость, резко отбросив в угол фуражки и ремни.
Но их мысли были обращены только в одну сторону: туда... к нему.
Как это вообще могло случиться? И почему, не ожидая, когда перестрелка
кончится, его принесли в блиндаж?.. Это должно было произойти в самом начале
боя, потому что сейчас он уже заметно начинал желтеть. Судя по характеру
раны было исключено, чтобы его подобрали живым. Видно, кто-то счел это
необходимым и приказал солдатам, чтобы его не оставляли под открытым небом,
ведь и кадет уже принадлежит к офицерскому составу. Кроме того, всем было
известно, что его отец не только поставщик двора, но и фигура, весьма
уважаемая армейским интендантством, которое он снабжал всевозможными
кожемятными изделиями.
Комарек бессознательно достал из кармана портсигар, собираясь закурить,
но звук открываемой крышки задержал его руку. Он защелкнул портсигар и
вернул его на место.
Тогда Габерланд сделал единственно разумное в данных обстоятельствах:
вынул из "чуланчика" под своим ложем бутылку чего-то среднего между чистым
спиртом, сливовицей и неопределенного вкуса пряной водкой. Эта потрясающая
смесь имела одно неоспоримое достоинство - она была настолько крепка, что
хватало нескольких глотков, и человек, отведавший ее, из болота печали и
страданий легко переносился в такие высоты, откуда мог взирать на все со
снисходительной улыбкой и откуда все выглядит куда менее ужасающим и тяжким,
скорее обнаруживая свою трагикомическую сторону. К тому же утешительная
философия, которая позволяет оценивать происходящее sub specie aeternitatis,
то есть с точки зрения вечности, в какой-то мере лишала остроты самую жгучую
боль.
И вскоре оба офицера решили, что ведут себя как дети, хотя уже вкусили
здешней жизни по горло, и что, к примеру, могут спокойно закурить, потому
что Помидору это наверняка не помешает, а был бы он жив, так еще бы и
протянул им с улыбкой зажженную спичку, хотя сам, разумеется, не курил.
Все в нем было естественно. Просто и естественно отказался он от
возможности не пойти на фронт по состоянию здоровья и был призван, как все
остальные, хотя его отцу в Будапеште ничего не стоило добиться, чтобы сына
забраковали (несмотря на то, что Помидор действительно выглядел здоровым и
крепким, как помидор).
И снова возникло следующее "почему", столь же бессмысленное и пустое,