"Милош В.Кратохвил. Европа в окопах (второй роман) " - читать интересную книгу автора

старые люди, рисующие в душе блеск и славу своих будущих похорон. Когда
Брехлер описывал свою предполагаемую кончину, он всегда представлял себя с
саблей наголо, высоко поднятой над головой, а его поднятая рука -
разумеется, в лайковой перчатке, - тысячей невидимых нитей связана с его
мушкетерами (в этой связи он всегда пользовался для обозначения пехотинцев
именно таким словом), которые этим движением, словно рывком, будут извлечены
из глуби окопов на поле боя. А потом все кинутся на врага, как мощная волна
уничтожения и мести, и в момент, когда атака сметет линию обороны
противника, капитан подставит грудь предопределенной ему судьбой пуле и
падет с победоносной улыбкой на устах. Тут у него в ушах зазвучит марш
Радецкого, вокруг будет раздаваться топот наступающих, но то уже не жалкая
пехота, то загрохочут копыта драгунских коней, солнце засверкает на шлемах,
ибо тут капитан забывал, что только недавно пал с победоносной улыбкой на
устах, сейчас у него на это уже нет времени, ведь он скачет во главе
кавалерийского эскадрона и готов посечь саблей все, что встанет на его
пути, - так гарцует он с командирской лентой через всю грудь, а звучный
австрийский марш заглушает треск ружейных выстрелов. У него еще хватит
времени, чтобы услышать победное "ура!" своих воинов...
Mein lieber Herr Hauptmann![8]
Твой конец выглядел совсем, совсем иначе.
Как иной была и эпоха, "призвавшая тебя к оружию".
Мир, в который ты верил, меж тем превратился в гротескную олеографию,
сузился до размеров открыток, на которых австрийский пехотинец и немецкий
гренадер бьют цепами русского мужика или французского poilu[9] - аж пыль
столбом, а на венских площадях в особых беседках, словно под балдахинами,
стоят деревянные статуи средневековых рыцарей, и каждый за крону имеет право
вбить в них железный гвоздь "во имя победы" (весьма сложная символика, не
правда ли?). Но до сих пор в тылу военные оркестры играют парадные марши:
"Радецкий, Радецкий, то был великий пан, картошку дал солдатикам, а мясо
слопал сам..." Короче, нелегко теперь старому миру!
Дорогой Брехлер, ты счастливый человек. Ведь ты мог дождаться и худших
времен. Для тебя - худших. Да еще при жизни! Так что лишь то, каким образом
ты умер, несколько не соответствует твоим представлениям. В остальном же -
смерть как смерть, так или иначе...
А твоя смерть выглядела вот как.
Это было после дня, когда снаряды разметали верх твоего офицерского
блиндажа, но так и не разбили последний слой брусчатого перекрытия, а потому
вам, офицерам, все же не пришлось покидать укрытия, итак, после этого дня
произошел невероятный случай: точнехонько на то же место, которое перед тем
обработали снаряды, сверху отвесно упала мина!
Разумеется, она сделала свое дело.
Не пощадила и тебя, капитан.
Даже самые старательные могильщики - мы называем их
Ausbuddelkolonne,[10] что с большим вкусом определяет назначение роты,
которая откапывает тела, уже, так сказать, не представляющие собой единого
целого, - так вот, даже самые старательные могильщики не смогут собрать тебя
воедино. Война просто размолотила тебя вместе с землей, корнями, со щепками,
оставшимися от блиндажа и деревянных нар, превратив все это в какую-то не
поддающуюся определению мешанину. И все же я хотел бы как-нибудь ее назвать,
но ничего лучшего не придумал, как "конечный продукт все смешивающей