"Милош В.Кратохвил. Европа в окопах (второй роман) " - читать интересную книгу автора

проявлением чувств, если же нечто подобное случалось - а это, разумеется,
для нормальных семейных отношений вполне естественно, - он быстро вставал и
уходил. Вернувшись через некоторое время, он становился еще замкнутее и
строже.
Спустя неделю - полсрока уже минуло! - он попросил тестя, Великого
Маннесмана, уделить ему время для частного разговора. С подчеркнутой
беззаботностью, чуть ли не небрежно он сообщил, что чувствует потребность
сменить удобное запечное существование на деятельность, достойную немецкого
мужа. Короче, хочет поступить на активную военную службу.
Он был готов к худшему. Разумеется, старый господин ничему не поверит,
станет его высмеивать, что он умеет делать в совершенстве, не останавливаясь
перед неприкрытой грубостью, - и "милый Берт" должен будет все проглотить,
пока наконец тесть не сообщит ему, что по различным причинам не может
удовлетворить его просьбу. А затем не откажет себе в удовольствии приперчить
столь желанное завершение своей речи скрупулезным перечнем всех причин,
делающих его зятя незаменимым для предприятия; речь пойдет о его
незаменимости в обществе как представителя фирмы, как члена клуба и
семьянина, однако незаменимость в деле наверняка упомянута не будет.
Ладно, главное - что он, Берт, сдержит данное Курту слово.
Но придя в своих мыслях к такому заключению, он вдруг с удивлением
обнаружил, что Великий Маннесман все еще не промолвил ни слова. Только
смотрел на него, стоявшего чуть ли не по стойке "смирно". И во взгляде
старого господина было столько холодного любопытства, что Берт чувствовал
его как почти материализованные прикосновения к щекам, ко лбу.
- Очень жаль.
И голос его был... чем, собственно, он был так неприятен? Вдруг Берт
понял: своей непостижимостью. Что старик задумал? Чтобы этот сухарь да
кого-нибудь или что-нибудь пожалел?..
- Ты хорошо все обдумал?
Шенбек насторожился. В этом вопросе уже забрезжила надежда на
благоприятный поворот дела. А поскольку сам Шенбек того страстно желал,
надежда превратилась в уверенность, и он, уже, очевидно, ничем не рискуя,
решил еще раз ударить в патриотический барабан:
- Я должен.
И вдруг испугался - стоило ли это говорить? Не было ли это произнесено
слишком решительно? Теперь бы поскорее добавить, что таков его моральный
долг, что, мол, он послушен внутреннему голосу... (а ведь с "внутренним
голосом" уже можно полемизировать!).
- Значит, должен, - старый господин покивал. Потом, согнувшись в
кресле, протянул Берту сухую, холодную руку: - Ты удивил меня, мой Милый.
Ей-ей, очень удивил. Пробудил во мне уважение. А что касается твоих
обязанностей на предприятии, то я отдам соответствующие распоряжения, чтобы
все прошло гладко. В этом отношении тебе не о чем беспокоиться.

- Змея, скользкая холодная змея! - вечером того же дня Берт Леопольд
Вильгельм выложил все своей жене Герте, слово в слово, ибо разговор с Куртом
помнил до мелочей. А что осталось в памяти от встречи с тестем? Рассказывать
было почти нечего, но и то немногое, что он запомнил, было достаточно
красноречиво.
- Говорит, мне нечего беспокоиться по поводу работы и передачи дел