"Виктор Кравченко. Я избрал свободу " - читать интересную книгу автора

принял яд. Есть другие, которые считают, что его отравил доктор Левин, - тот
самый врач, который позже признался в отравлении Максима Горького.

ОТРЫВОК ПЯТЫЙ

В поисках защиты, я приехал в Москву к старому товарищу моего отца,
товарищу Мише. Миша был известный старый революционер и сейчас работал в
Обществе бывших царских политических заключенных. Правительство дало ему
хорошую квартиру и пенсию достаточную для того, чтобы скоротать остаток его
дней. Он сражался на баррикадах вместе с моим отцом. Он провел более десяти
лет в цепях в Александровском централе, пока не был освобожден революцией.
Товарищ Миша и его жена всегда относились ко мне как к сыну и они сейчас с
радостью приняли меня, хотя были испуганы моей бледностью и бегающим взором.
"А как мой дорогой Андрей? Все еще ворчит?"
"Да, папа здоров и как всегда возмущается жизнью и событиями".
"Мы живучи, наше поколение. Я бы хотел с ним повидаться, чтобы
поговорить о прошлом".
За обедом я рассказал ему, что привело меня в Москву. Я не скрыл
ничего. Товарищ Миша лично знал Ленина, Бухарина и других гигантов
революции. Он был на ты со всеми нынешними вождями, начиная от самого
Сталина. Вдова Ленина, Крупская, часто встречалась с ним. С ним обращались,
во всяком случае до периода сверхчистки, нынешние вожди как со своим
человеком.
Когда я рассказал ему мою историю, особенно об обвинениях против моего
отца, его товарища по баррикадам, старый Миша пришел в ярость. Он оттолкнул
свой стул и бросился в кладовую, откуда вытащил тяжелую, ржавую цепь. Он
поднял звенящий металл обеими руками над своей седой головой и потрясал
цепью в бешенной ярости.
"Я носил эти кандалы десять лет, потому что я верил в правду, в
справедливость, в лучшую жизнь!" кричал он. "А сейчас опричники, которые
называют себя револиционерами, мучают наших детей! Будь они прокляты! Будь
прокляты садисты, заливающие кровью Россию!"

ОТРЫВОК ШЕСТОЙ

12 декабря 1937 года я стоял в длинной очереди и наконец получил свой
бюллетень для "тайного голосования". Он содержал единстренный список имен,
определенных партией. Там даже не было места для слов "да" и "нет"; не было
места для написания других имен. Нас инструктировали, что если мы были
против кого либо из списка, мы имели право вычеркнуть его имя. В закрытой
кабинке я запечатал конверт и бросил его в ящик. Среди пяти тысяч
избирателей нашего завода вероятно не нашлось ни одного, кто осмелился бы
вычеркнуть хоть одно имя. Пресса ликовала по поводу этого единогласного
одобрения "счастливой жизни".
День выборов был праздником, днем для собраний и развлечений. Гершгорн
отпраздновал этот день, заставив меня несколько часов простоять в корридоре
и будучи особенно грубым при допросах. Из его вопросов я заключил, что
Иванченко был обвинен во вредительстве в трубопрокатной промышленности и что
для завершения картины, созданной НКВД, было нужно, чтобы я "признал" себя
"виновным" в сотрудничестве.