"Александр Алексеевич Крестинский. Жизнь и мечты Ивана Моторихина (Повесть) " - читать интересную книгу автора

Несовершенный еще! Мал выступать! Поедет куда надо! Школы везде
одинаковые!
- Идите, идите Надежда Егоровна, - спокойно, будто ничего не
случилось, повторил Андрей Григорьич.
Как только мать вышла, Иван поднял голову:
- Не поеду!
Андрей Григорьич не ответил, грузно сел за парту. Иван искоса,
выжидающе смотрел на директора школы, видел его широкоскулое загорелое
лицо, растрепанную кудрявую голову, где поблескивали седые волоски;
голубые глаза, которые умели вспыхивать таким неожиданным мальчишеским
блеском, когда директор хватал подвернувшийся ему мяч и посылал его в
поле. Сейчас эти глаза были усталые и вроде даже не голубые.
- Послушай, Ваня, чего я тебе расскажу... Сразу после войны отец
мой - ты его знаешь - фуражиром работал, вернее, конюхом у фуражира.
Фуражир тот проворовался. Дошло дело до суда. Фуражир все на отца свалил.
А отец неграмотный, беззлобный человек. Ему говорят: "Докажи, что не
брал!" А он только на нас показывает: шесть ртов и все голодные. Разве б
мы так жили, если б отец воровал? Только представь - у вора дети в тряпье
ходят. Сомнительно, вор ли! А фуражир мордастый, и семья у него мордастая.
Казалось бы, подумай так и восстанови справедливость - нет, фуражир,
видно, потряс кошельком где надо. Отца осудили, отправили. Фуражира
оправдали. Он, чтоб глаз не мозолить, уехал из наших краев. Остались мы
без кормильца, да еще мать больная. Хуже того, Ваня: некоторые люди
поверили в виновность отца и презирали нас, как детей вора. А другие,
наоборот, помогали. Как умели, как могли, так и помогали.
Тяжко было, непонятно. Ночами не спал - всё думал: почему такое?
Письмо в газету написал, да, видно, не дошло мое письмо до города -
застряло в чьих-то недобрых руках. Ну, а дальше что - лежать и плакать?
Или побираться идти?
Я старший был, и я матери так сказал: "Не ходи ни к кому, и мы не
пойдем!" Собрал братьев, сестер и речь держал: так, мол, и так, семья моя!
Сеять будем то-то, в пастухи пойдет тот-то, за дом отвечает тот-то.
Ты вот думаешь про себя: несправедливо со мной поступают! А с нами
справедливо было? Пойми, Ваня, каждый человек должен свое пережить, если
так сложилось. И пережить с честью. Никто за тебя не переживет. Сам,
только сам. Твоя семья? Значит, и беды ее - твои. Надо понять, как
складывается жизнь... У тебя сейчас складывается: ехать. Думаешь, не
жалко? Но у тебя так складывается. Ты несовершеннолетний. Родители палкой
тебя не бьют, лишать родительских прав не за что, значит, быть тебе с
семьей. Понимаешь? Надо ехать. И пережить с честью. Там тебе трудно будет.
Предвижу...
Иван слушал Андрея Григорьича и машинально колол парту шилом от
перочинного ножа. Андрей Григорьич видел - и ни слова. Поерошил кудри,
вздохнул.
- Мы с учителями, Ваня, иной раз перебираем прежних ребят - кто где,
чего кончил, каких пределов достиг. Иные так судят, честное слово: если
генералом стал или, на худой конец, директором завода, - значит, оправдал
надежды. Я как-то спрашиваю: а такой-то как живет? Рукой махнули: э, мол,
бедолага! А я потом узнал про этого человека - хорошо живет! Не в смысле
денег, понимаешь? В главном смысле. Семья дружная, детей полон дом,