"Александр Алексеевич Крестинский. Довоенные мои игры " - читать интересную книгу автора

звонит у двери, и звонок пробивается к тебе сквозь толщу сна, и сначала он
тебе как бы действительно снится, а потом, постепенно, вырывается из сна и
тебя за собой тянет...
...Я иду по красивой просторной улице и, когда вижу, что от
беспокойства мне не отделаться, пытаюсь понять его причину. Я ищу причину
в своих сегодняшних делах и мыслях и не нахожу ее там. Останавливаюсь на
перекрестке, чтобы переждать поток машин, оглядываюсь и вдруг чувствую
сильный внутренний толчок. Толчок почти физический, словно понукание -
что-то делать, куда-то идти... Снова оглядываюсь и застываю на месте. Я
вижу широкий двор с тремя огромными старыми деревьями, а рядом - еще
деревья, помоложе. Ищу деревянный заборчик - его нет. Вместо него низкий
каменный барьер, а дальше - скамейки, газоны... Взгляд летит в глубь
двора, я узнаю парадную, ярко освещенные окна четвертого этажа... То, о
чем я до сих пор рассказывал, заняло так много места! В памяти моей все
это вспыхнуло мгновенной чередой ярких картин...
Я взбегаю по крутой лестнице на четвертый этаж. Тороплюсь отдышаться.
Резко нажимаю кнопку звонка. Жду. Замираю, слышу легкие шаги.
- Простите... Здесь живет Кронид...
Только сейчас я сообразил, что не знаю ни отчества, ни фамилии.
- Кронид Павлович, - полуспрашивает, полуутверждает девушка,
открывшая мне дверь, и, обернувшись, кричит в глубину коридора:
- Папа, к тебе!
И еще до того, как она крикнула это, а раньше, сразу, стоило мне
только взглянуть на нее и увидеть этот гордый профиль, этот характерный
вырез ноздрей, тонкий выразительный рот, я подумал: "Дочь!" - и не ошибся.
Он сначала выглянул в коридор, а потом и вышел сразу, на ходу
натягивая пиджак и сбоку поглядывая на меня строго, пытаясь узнать и не
узнавая, и, быть может, сердясь на себя за это...
А ко мне только сейчас пришло осознание: где я, у кого я. Я
растерялся. Можно было ожидать чего угодно: убит на войне, живет в другом
городе, в другом районе, ну, в крайнем случае, уехал в командировку...
Нет, все, как в сказке: жив, здоров и стоит передо мной. Стоит, улыбается
сдержанно и покачивает головой: "Нет, не узнаю... Извините, не томите...
Кто вы?"
Был сивый - стал седой. Не такой сединой сед, как Мария Михайловна,
не волшебной, а обыкновенной - серой, я бы сказал. Морщины, много морщин,
и все прямые, резкие...
- Так кто же вы, назовитесь?
Дальше молчать нельзя, и я сбивчиво, нескладно называю себя, маму,
говорю про их дружбу с Марией Михайловной...
Глаза его теплеют, загораются интересом. Он жестом показывает на меня
дочери - а та стоит у полуоткрытой двери, прислонившись головой к
косяку, - показывает и говорит:
- Вот, Маша, человек  о т т у д а...
И когда Маша кивает в знак полного понимания, я приободряюсь: значит,
человек  о т т у д а  им не безразличен!
- Что ж мы стоим здесь! В комнату, в комнату проходите...
Прежде чем сесть на предложенный мне стул, я, словно не расслышав,
прохожу по комнате туда и обратно и успеваю все разглядеть: новая мебель,
новая лампа над столом, новые цветы, даже пол новый - не широкие крашеные