"Александр Алексеевич Крестинский. А потом началась война (Повесть) " - читать интересную книгу автора

ядовитых слез завидовал счастливцам, которым что-то перепадало, и мучился
от сознания этой унизительной зависти. Но странное дело: я находил
утешение в том, что знаю нечто недоступное остальным.
Я тешил свое голодное воображение упрямой верой, что мой час придет.
Я вбил себе в голову, что тот Сережин моряк, Костя, что он найдет нас. У
него есть мой адрес, он знает обо мне, у него в сундучке фотография моего
Матроса, - значит, он не может не прийти! И он принесет нам с мамой
столько сытной еды, что самым удачливым мальчишкам с нашей улицы и не
снилось...
Засыпая, я снова мечтал об этой встрече, и в путаных предсонных
видениях незнакомый человек Костя принимал облик моего Матроса, и это
случалось так часто, что вскоре я перестал их различать. Я ни минуты не
сомневался, что его не может убить первая пуля. Я повторял, как повторяют
заклинание: он придет, он придет, он придет...


...Мой Матрос смелый. У него ордена. Он потопил вражеский корабль. Я
знаю, что потопил.
Только в одном он несмелый, только в одном. Когда началась война, он
снял с пальца свой волшебный перстень и спрятал его на дно сундучка. Он
боялся, что камень у него на глазах потускнеет - и что тогда делать?
Бежать к капитану и просить, чтобы отпустил в город, потому что дома беда?
Но ведь у других тоже близкие в городе, и там тоже беда. И если всех
отпустить за их бедами, кто будет держать фронт?
Потому Матрос и спрятал свой волшебный перстень на дно сундучка и ни
разу с самого начала войны не доставал его оттуда. Когда ему становилось
совсем невмоготу, он шел к своему капитану и просил послать его в самое
пекло.
Капитан по натуре был добрый и мягкий человек, но по долгу службы
вынужден был проявлять непреклонную строгость. Он отрастил сердитые
висячие усы и для возбуждения в себе суровости дергал их за кончики. Над
усами у капитана помещался нос, похожий на ростр старинного фрегата, если
его перевернуть вверх килем. Вместе с капитанскими усами нос производил
внушительное впечатление.
Из всех человеческих слабостей у капитана осталась одна. И была она
такова, что ее не могли пресечь ни воля, ни тяжкая воинская усталость.
Слабость эта проявлялась в том, что капитан каждую ночь видел один и тот
же сон. Он видел свое семейство за чайным столом, на веранде, он ощущал
пальцами крахмальную скатерть, а спиной - щекотание дикого винограда, и
ветерок дул ровно с той силой, с какой это необходимо во время утреннего
чаепития. И солнце, проникая на веранду сквозь тюлевые занавески и заросли
дикого винограда, пятнало стол и лица людей, сидящих вокруг него, яркими
желтыми веснушками. Цвет ложечки и чая, серебро и кирпич, их благородное
соседство... Смеющиеся лица детей, легкие волосы на их головах,
шевелящиеся от тихого ветерка. Лицо жены - доброта и покой, и сама она как
земля, в которой безусловно уверен. И ты погружаешься в дремоту и затылком
чувствуешь прохладу озера, которое там, невдалеке, за верандой...
После такого сна капитан просыпался с влажными глазами и, чтоб сердце
у него не болело от несбывшейся радости, сердито кашлял и кричал:
- Вестовой, чарку!..