"Александр Алексеевич Крестинский. А потом началась война (Повесть) " - читать интересную книгу автора

блестящий, показывал старинные книги с яркими картинками. Громко скрипели
слипшиеся от собственной тяжести страницы...
Однажды профессор поставил на стол высокую медную чашу, принес в
бережной ладони горстку сухой травы, бросил в чашу, поджег и сказал: "Так
пахнет саванна..."
Наверно, никто не разрешал управхозу вселяться в ту квартиру. Может
быть, он сам себе разрешил?
Первая моя встреча с ним: несу дрова из сарая, закружилась голова,
остановился. Внезапно чувствую - плечами, спиной, затылком чувствую -
чужое, неприятное, даже опасное!.. Сжался весь, боюсь обернуться, хотя
именно это и должен сделать в первую очередь. Пристыл к земле, к стене.
Потом пересилил себя, повернулся, как неумелый лыжник, - мелко переступая,
не сходя с места... И увидел его.
Он стоял, глубоко засунув руки в карманы нового белого полушубка.
Ватные штаны пузырями нависли над белыми бурками. На голове большой треух,
крытый серебристым мехом.
Он внимательно и, казалось, с интересом разглядывал меня, и мне
хотелось рукой сдержать свое сердце.
Потом он открыл рот, и я вздрогнул. Голос у него был на одной ноте,
механический какой-то...
- Стоять нельзя. Замерзнешь. Иди.
Я поднял вязанку и пошел, сгибаясь под ее тяжестью, тупо уставясь в
снег и думая лишь об одном: скорей, скорей уйти из-под этого взгляда, за
угол, на лестницу, под защиту толстой кирпичной стены!..
Говорили, новый управхоз скупает картины, подсвечники, люстры. Еще
говорили: у него чутье. Если где-то на лестнице появился Белый Полушубок,
значит, еще кто-то умирает, а может быть, умер уже...
Белый Полушубок входил в квартиру, прикрывал за собой дверь, и дом
замирал. Время проходило медленно, тягуче. Что он делал там, что искал?
Проходил день, и на двери появлялась круглая восковая печать.
Мама говорила: "Останешься один - никому не открывай, слышишь!" И я
был уверен: эта фраза про него, только про него. Ужас той зимы воплотился
для меня в нем. Но я обманывал себя, я делал вид, что не понимаю маминого
беспокойства, и говорил: "А почему?" Она раздражалась: "Нечего спрашивать
глупости! Делай как сказано".


В тот день мама достала из комода папины часы "Мозер", которые она
положила туда сразу, как его не стало. Мама завела их, послушала, как они
идут, и вздохнула:
- Обещали полкило гречи. Пойду.
Она медленно одевалась, накручивала на себя платки, шарфы. Я смотрел,
как она одевается, и тоже очень медленно, как-то сонно, думал: "Сейчас она
скажет: "Почему не одет? Долго я ждать буду?" Но она молчала, и тогда я
понял, что меня она не возьмет с собой. И хотя я часто оставался один, на
этот раз все воспротивилось во мне. Не знаю, что со мной случилось: я так
не хотел оставаться, так просил взять меня с собой.
- Нет, - сказала мама, - это далеко, сиди и жди.
В дверях мама остановилась:
- Если сможешь, поруби топором нижний ящик комода, там один остался.