"Всеволод Владимирович Крестовский. Кровавый пуф. Книга 2. Две силы" - читать интересную книгу автора

- Что такое? - с некоторым недоверием спросил Хвалынцев, уже невольно
ожидая еще какого-нибудь нового сюрприза.
- А вот что: хотите вы познакомиться с нашей милой патриархальной
Литвой? - предложил Свитка. - Могу вас уверить, знакомство это ни в каком
случае не будет для вас лишним. Край превосходный, и посмотрите, как он
дивно настроен! Вот уж именно, батюшка, если где можно с пользой для дела
поучиться чему-либо, так это у нас, в Литве! Мы с вами проехались бы немного
по краю, побывали бы у кой-каких помещиков... Поглядите на них... Может, и
понравятся вам... А что за женщины! О, какие женщины, черт их возьми!
Ей-Богу, поедемте! - соблазнял Свитка. - Побываем мимоездом в Вильно, в
Гродно, вы тут по крайней мере воочию посмотрите, что такое были наши
польские да и вообще европейские города в XVII и XVIII веке; ведь там,
батюшка мой, чуть не на каждом перекрестке что ни дом, то целая история двух
столетий! Да и вообще знакомство с целым краем, в общей сумме знаний, вещь
далеко не лишняя, а жизнь и путешествие нам почти ничего не будет стоить -
разве сущую безделицу... Итак, решайте-ка! - подал он в заключение свою
руку. - Поедем, тем более, что все это продлится дней пять-шесть, ну, много
неделю, но уж никак не дольше.
Хвалынцев, после нескольких соблазнительных увещаний, дал ему слово.

II. Впечатления по дороге Литвою

Пески, болота, тощие речонки, тощие пашни на глинистом или песчаном
грунте, сосновые леса и тоже большей частью на песке; вереск да очерет,
опять пески и пески, опять леса, леса и болота; убогенькие и словно
пришибленные к земле серые деревнюшки; убогие и точно так же пришибленные
иссера-белые крестьяне, которые при встрече с проезжим не мужиком уничиженно
обнажают головы; тощие маленькие лошаденки рыжей масти; жиды на подводах с
бочками водки; нищие при дорогах; набело вымазанные глиной корчмы с жидами и
жиденятами; кое-где на выгонах убогая скотинка; свиньи под каждым забором, в
каждой деревенской луже; высокие кресты на плешинах песчаных пригорков,
обозначающие убогие, не обнесенные оградами кладбища; такие же высокие
кресты, там и сям разбросанные по полям, вблизи и вдали, на сколько хватит
око, целые группы крестов при деревенских околицах; кое-где аллеи
пирамидальных тополей при въездах в панскую усадьбу; высокие, белокаменные,
крытые черепицей, двухбашенные костелы и низенькие, убогие, почернелые,
покосившиеся набок православные церкви; сытый, усатый пан в нетычанке;
самодовольно выбритый ксендз на сытой лошадке и грязно, убого одетый
священник пешком или в хлопском полукошеке - голь, нищета, какой-то гнет,
какая-то бесконечно унылая, беспросветная пришибленность, забитость,
скудость во всем и повсюду, - вот то неприглядное впечатление, которое с
первого взгляда сделала эта хваленая "Литва" на свежую душу Хвалынцева,
привыкшего доселе к широким картинам великорусской, поволжской жизни. Он не
воздержался, чтобы не высказать эти впечатления своему спутнику.
- Хм! - злобно и не без горечи ухмыльнулся в ответ ему Свитка. - Вас
поражает пришибленность! а кто довел край до такого положения, как не
русское правительство?
- Но, позвольте-с, - не совсем смело на первый раз возразил Хвалынцев,
желая сделать возражение свое и поделикатнее, но в то же время так, чтобы в
нем и некоторая доля "самостоятельности" проглядывала. - Позвольте-с, ведь