"Всеволод Владимирович Крестовский. Кровавый пуф. Книга 2. Две силы" - читать интересную книгу автора

и вообще не без задней мысли.
- Отчасти-с. Сам ведь тоже принадлежу к их лику, - ответил Хвалынцев.
- Ну, да вы-то исключение. А вот вы посмотрите-ка на наших! Это,
батюшка мой, по общему убеждению, действительно представители краевой
интеллигенции и цивилизации; тут хоть и патриархальность, но в ней есть
движение, жизнь есть, отсутствие косности. Да впрочем что! Я хвастаться не
хочу, а вы лучше сами увидите, сами посмотрите отношения их к общему делу, и
вот в чем именно задатки нашего будущего успеха. Вся Польша, вся Литва, это
как один человек!
Просвещая таким образом своего спутника, Свитка чуть ли не всю дорогу
избирал Литву и местные отношения почти исключительной темой своих
разговоров, и, пока они были друг подле друга, нельзя сказать, чтобы
старания Свитки оставались бесплодны; он имел преимущество компетентного
аборигена перед мимоезжим пришлецом, и Хвалынцев поневоле верил, если не
всему, то очень и очень многому, потому что прежде всего он верил в
безусловную честность самого Свитки, и если порой наплывала на него
некоторая тень сомнения, то он старался гнать ее, как чувство недостойное
порядочного человека, раз уже отдавшегося душой известному "делу".

III. В корчме

- Мы с вами, любезный друг, едем теперь к пану Котырло - старый мой
добродей и золотая душа! - сообщил на последней смене лошадей Василий
Свитка, который, по наблюдениям Хвалынцева, с тех пор как охватило его
литовской жизнью и природой, как стал дышать родным литовским воздухом,
сделался как-то слащавее, сантиментальнее, словно этот воздух и природа
умаслили и размягчили его душу. О всем литовском он говорил и вспоминал не
иначе как с похвалой и некоим сладостным умилением. "Чувство родины", думал
про себя Хвалынцев, и потому мало в чем перечил ему относительно "Литвы" и
ее прелестей.
- Кто этот пан Котырло? - полюбопытствовал узнать Константин Семенович.
- Э, золотая душа! - подтвердил Свитка. - Чуть-чуть не магнат, батюшка!
был два трехлетия понятовым маршалком! И родство, и связи, и состояние!
Очень старая дворянская фамилия! А уж как нас примут!
- Да за коим чертом, скажите пожалуйста, мы к нему поедем? - перебил
его Хвалынцев, который, зная Свитку за демократа и красного, недоумевал что
ему делать у пана Котырло, "чуть не магната", с родством, связями и
состоянием.
- Для вас это должно быть вопросом совершенно равнодушным, - заметил
Свитка. - А впрочем, недурно будет, если вы сами посмотрите на быт и жизнь
нашего шляхетства. Лишнее знакомство в этом отношении не мешает, и даже
будет полезно.
При этих словах Хвалынцев опять-таки уловил в лице приятеля мимолетную
улыбку затаенного коварства. Ему показалось, как будто у этого Свитки есть
на душе своя особая идея, особая цель, особые планы, которых он не
высказывает, но словно желает подвести подо что-то своего приятеля и
заставить его самого доглядеться и додуматься до чего-то.

* * *