"Михаил Кривич, Ольгерт Ольгин. Женский портрет в три четверти" - читать интересную книгу автора

сложены в снисходительную улыбку: "Вы, должно быть, по инерции мните себя
отдыхающим, Константин Григорьевич..." Обвел меня вокруг пальца седовласый
джентльмен, охмурил как мальчишку. Ученого надо брать тепленьким, а
откладывать на потом - гиблое дело. "Сэр, позвольте интервью.- Я охотно их
даю".
Как же. И еще этот провинциальный Эйнштейн. Вейсман и Морган.
И красотка на экране, пропади она пропадом. Зачем только я впутался в
эти фокусы со слайдами?
Седовласый джентльмен объяснялся с долговязым кандидатом, а я тянул
Бризкока за твидовый рукав, но он не обращал на меня внимания и только
разглядывал слайды на просвет, с восторгом покачивая головой. Кандидат ему
поддакивал и говорил что-то про разрешающую способность; впрочем, тут я могу
и напутать. Как бы то ни было, обещанные мне минуты Бризкок разбазарил,
потратил на всякую ерунду, а потом вырвался и убежал неведомо куда. Я
прождал его с полчаса, но это сущие пустяки - его ждал весь конгресс.
Мыслимо ли начинать пленарное заседание, если исчез председатель? Потом
кто-то из оргкомитета извинился перед коллегами, место председателя занял
развязный француз, тоже, надо полагать, корифей науки, а я помчался в
гостиницу, где остановилась ученая элита из стран капитализма. Но и тут, как
вы уже знаете, профессора не было.
- И черт с ним,- сказал я собаке и коту.- Поеду в редакцию, обойдемся
как-нибудь без интервью. Пока, ребята.
И двинулся к двери.
Но попасть в редакцию в этот день мне было не суждено.
Прежде чем войти, подумай, как выйти - где-то так говорят, кажется на
Востоке. Восточная мудрость. Ни один восточный мудрец не войдет, не подумав
заранее, как выйти. Поэтому у них простая и легкая жизнь, и все относятся к
ним с уважением. Жаль, что я не восточный мудрец.
Возле двери, загораживая дорогу, лежал пес. Я хотел его перешагнуть, но
едва занес ногу, как бело-рыжая гора зашевелилась и встала на моем пути. Я
снова услышал рык, который на сей раз никак не мог бы принять за сдержанное
приглашение войти,- напротив, он звучал, пожалуй, как "поди попробуй".
Пробовать я не стал и отошел немного назад, поглядывая на пса.
Тот снова растянулся на своем посту, замолчал и, казалось, впал в
дремоту. Как бы не так - новая попытка прорваться оказалась ничуть не
успешнее предыдущей.
Я слышал о собаках, натренированных впускать в дом чужаков и не
выпускать их ни под каким видом. Тут был тот самый случай.
Этот зверь не остановится ни перед чем, а темно-синий парадный костюм у
меня один - как любит говорить Саша Могилевский, любая хорошая вещь, в том
числе и жизнь, дается человеку один раз, от силы два. Надо брать хитростью.
Однако нравы и повадки британских собак были; мне абсолютно неизвестны.
- Послушай, собака,- проговорил я как можно тверже, избегая всякого
сюсюканья.- Иди на место! - крикнул я строго и тут же осекся: откуда этому
сенбернару знать русский? А как англичане обращаются к сторожевым псам, я не
имел понятия.
Тогда я прибег к другому испытанному способу - к подкупу.
Нашел в кармане примятую конфету, содрал обертку и протянул ее к
отвислым губам. Пес очень брезгливо посмотрел на приманку и с бесконечной
брезгливостью - на меня. Я съел конфету сам - чтобы не ронять достоинства.