"Милли Крисуэлл. Беда с этой Мэри " - читать интересную книгу автора

бы присудить ресторану все пять звездочек.
Слоистое тяжелое произведение кулинарного искусства весит больше, чем
национальный долг нашей страны. Интересно было бы узнать, что скрывает
шеф-повар под всеми этими слоями сливочного сыра, пармезана и лапши. Я
полагаю, что всего лишь отсутствие вкуса!
И напротив, маринада будто и не существует вовсе. Он прискорбно жидкий
и совершенно безвкусный, как и многие другие итальянские блюда. Сказать о
них, что они обнаруживают полное отсутствие фантазии и ничуть не
соблазняют, - значит не сказать ничего".
В статье говорилось и еще о чем-то, но Мэри не захотелось читать
дальше. Ей было достаточно и того, что она уже прочла. К тому же трудно было
видеть буквы сквозь огненную дымку ярости, застлавшую ей глаза.
- Ему понравилась пицца. Он даже сравнил ее с пиццей в "Пицца хат", -
заметила Энни, гадая, потеряет ли на этот раз свою выдержку ее спокойная и
невозмутимая подруга. Лицо Мэри пылало даже больше, чем тогда, когда в
туалетах перестал работать слив.
Мэри изучала имя обозревателя ресторанной жизни и предпосланное статье
фото, на котором был запечатлен красивый мужчина лет тридцати с небольшим.
Уронив газету на стол, будто та могла запачкать или осквернить ее руки, с
жаждой убийства во взгляде, Мэри сказала:
- Что он о себе воображает, этот Дэн Галлахер? Как он смеет писать
такие вещи! Марко прав. У него вместо мозгов голова набита дерьмом!
В отличие от Энни Мэри редко употребляла грязные слова, и потому ее
подруга сразу поняла степень ее досады и гнева.
-Он смеет это делать, потому что он ресторанный обозреватель и критик,
дорогая. Всем известно, что эти люди -ничтожества, отребье. В Нью-Йорке эта
братия хуже, чем где бы то ни было.
-Да ничего подобного! Он не больше ресторанный критик, чем ты или я. Он
спортивный обозреватель. Или был таковым. Я читала его колонку много раз. И
привыкла уважать его мнение, но теперь с этим покончено. Не имея ни
достаточной квалификации, ни вкуса, он приходит в мой ресторан, пробует еду
и отпускает пренебрежительные замечания, чтобы от меня отвернулся весь свет.
Зазвонил телефон, и Мэри глубоко вздохнула. Она и так уже кипела гневом
и не хотела больше слышать ни от кого ничего неприятного. Во всяком случае,
до тех пор, пока не изольет свой гнев на голову этого горе-писаки.
- Это твоя мать, - сказала Энни, держа трубку с таким отвращением,
будто это была дохлая мышь, и скорчив брезгливую гримасу. - Она уже видела
статью.
Мэри кивнула, покорившись своей судьбе и поняв, что ей не так скоро
удастся утолить жажду мщения.
Получасом позже разгневанная владелица ресторана сидела на пресловутом
зелено-оранжевом диване в гостиной родителей, окруженная членами своей
семьи, столь же разгневанными статьей, как и они с Энни. Этот журналист
разворошил осиное гнездо, и теперь все жужжали и шипели, никто и не думал о
послеобеденном сне.
- Я собираюсь позвонить твоему дядюшке и рассказать об этом. Альфредо
уж знает, как прищучить этого Дэниела Галлахера. - Губы Софии были сжаты в
ниточку и выражали глубочайшее презрение. Она не переставая ходила по
комнате и махала руками, как ветряная мельница. - Ирландец! Что взять с
ирландца? У ирландцев нет вкуса. Они едят только вареный картофель и мясо.