"Феликс Кривин. Я угнал Машину Времени (Авт.сб. "Я угнал Машину Времени")" - читать интересную книгу автора

приняли участие.
- Янек, мне нужно вернуться. Я тебя догоню.
Я не спрашиваю, зачем ему нужно вернуться. Может, он хочет посмотреть,
как наша Машина отправится в 1963 год, а может, хочет вынуть какую-нибудь
деталь, чтобы враг не воспользовался нашей Машиной.
Я иду дальше. Сегодня седьмое сентября, остается два дня до гибели
отряда. Я понимаю, что иду к гибели, потому что только мне известен конец
нашего пути. Но сейчас я бы не мог покинуть отряд. Профессор Грюн
объясняет это действием закона временного притяжения: время притягивает
нас к себе, взваливает на нас свои заботы, и нам становится трудно мыслить
тысячелетними категориями, мы начинаем мыслить категориями года, месяца и
даже одного дня.
Хоть я и занимался двадцатым веком, но по-настоящему узнал его только
сейчас. Я не понимал, как люди могли жить в этом времени, когда каждая
жизнь висела на волоске, когда была почти стерта грань между жизнью и
смертью. Теперь я понимаю. Теперь я вижу, что на грани смерти может быть
настоящая жизнь.
Я вспоминаю слова Юрека о том, что бесчеловечность нельзя оставлять на
земле в надежде, что из нее когда-нибудь произрастет человечность.
Обезьяна больше не превратится в человека, она скорее весь мир превратит в
обезьян и заставит их стыдиться всего человеческого. Когда обезьяна
вооружена до зубов, очень трудно превратить ее в человека...
- Хальт!
Я останавливаюсь. Передо мной стоит вооруженная до зубов обезьяна, та
самая, которой не удалось стать человеком, а может быть, Человек, которому
удалось стать обезьяной, и он торжествует по этому поводу, потрясая
оружием в знак победы нам тем, что когда-то сделало его человеком...



12. ЯН-1941

Годы жизни: 4092-1941. Как будто я жил до нашей эры.
Сегодня моя эра кончится, какой бы она ни была. Кончится за две тысячи
лет до начала моей эры...
Сначала мне повезло: я встретил интеллигентного человека. Он не был
похож на фашистов, о которых я писал в своей диссертации. Он сам
признался, что не одобряет жестокостей, которых, как ему кажется,
многовато в этой войне, хотя обстановка зачастую вынуждает к жестокости.
Правда, сам он старается ее избегать и проявлять гуманность - в той мере,
в какой позволяет обстановка.
Доводы его были разумны, если отвлечься от этой самой обстановки, в
которой протекал разговор. Он сослался на Христа и Пилата: для Христа
человечность - дело обычное и естественное, а для Пилата - исключительное,
поскольку противоречит его миссии, делу его жизни. Поэтому когда Пилат
умывает руки, это больший подвиг, чем когда Христос умирает на кресте.
Видимо, он считал себя Пилатом, но ему не давали покоя лавры Христа.
Ему хотелось себя вознести, но так, чтобы при этом избежать распятия.
Разговор приобретал философский характер. Мы сидели в креслах и не
спеша обменивались мнениями. Внезапно из-за стены донеслись глухие удары и