"Игорь Кром. Мемориал " - читать интересную книгу автора

подхватили меня, вынули из кармана обгоревшее удостоверение, привязали к
руке бирку и забросили в крытую брезентом машину, пахнущую кровью и смертью.
Там уже лежали десятки изувеченных и холодных трупов, некоторые с бирками,
некоторые без. Водитель газанул, и нас повезли, по иронии судьбы, на
Пискаревку. По дороге я смотрел в окно и совершенно не реагировал на
Серегину болтовню. Могилы для нас уже были выкопаны. Тех, кто был с бирками,
аккуратно разложили в одинаковые ямки и забросали землей, насыпав сверху
небольшие холмики. Конечно, без гробов, их на всех не хватило бы.
Неопознанных же сваливали в огромные общие ямы. Погибших было много, и
кладбище с довоенных лет выросло почти вчетверо. Мое место оказалось
неподалеку от могилы отца, как раз там, где стояла раньше наша сторожка.
Настоящим украшением моей могилы стал столбик с надписью: "Виталий Кряжко.
1915-1941". Возраст не совпадал, но по мне это определить было невозможно.
Вскоре я начал познавать разнообразие местной жизни. Конечно, прежде
всего я обратил внимание на деревья и ворон. Деревья здесь были особенные,
и - разные. Я не имею в виду породу. У деревьев, как и у людей, имелись
характеры - у каждого свой. Вблизи меня росло два дерева. Они
перешептывались с ветром, посылали неведомые мне сигналы своим собратьям, но
между собой не разговаривали. Более того, вокруг них чувствовалась глухая
вражда, непонятная и пугающая. А под землей в смертельную схватку вступили
корни. Гордая и независимая береза пыталась задушить соперника. Соперником
был молодой тополь с претензиями на близлежащую территорию. Вороны же
вносили сумятицу в спокойную, размеренную тишину кладбища. Они то громко
каркали, перелетая с места на место, то, наоборот, собирались на одном -
двух деревьях, заинтересовавшись неведомо чем. Похоже, сейчас они слушали
Костю, с умным видом рассказывающего нам с Серегой свой очередной
бессмысленный сон. Я только отметил про себя, что уже полдень, и мы,
по-видимому, спилили не первое дерево. Ребята не замечали в моем поведении
ничего странного, и я, ни о чем не беспокоясь, дернул шнур стартера.
Бензопила взревела, и вороны захлопали крыльями, уносясь прочь. О
многочисленных червях и насекомых, появляющихся летом, я тогда еще не знал.
Но то, что мне удалось увидеть, глубоко потрясло меня.
Вообще-то, нельзя сказать, что я видел. Ведь мои глаза были выжжены, а
пустые глазницы черепа если бы и могли, то увидели бы лишь землю. Мое
восприятие окружающей среды вышло на совершенно иной уровень, о
существовании которого я ранее и не подозревал. Я не видел, не слышал, не
осязал, но я чувствовал всех живых существ, находившихся поблизости. И не
только чувствовал их самих, но и ощущал их эмоции. Это позволяло мне
отличать, например, собаку от человека или одного человека от другого.
Что такое душа? Кто может дать ответ на этот вопрос? Ведьма сказала,
что моя душа останется со мной навсегда. И, без сомнения, на Пискаревском
подобных мне не было. Но остальные мертвецы, не имевшие такой привилегии, не
стали абсолютно мертвыми от этого. Что-то сохранилось, какие-то
энергетические факторы, какие-то слабые поля неизвестной мне природы,
какое-то незримое даже для меня нечто. Незримое, но угадываемое. И, при всей
своей неясности и неуловимости, это нечто сохраняло свою индивидуальность.
Так, совершенно непостижимым образом, я узнал, каким был при жизни мой
сосед, некий паренек, погибший в один день со мной во время того же самого
артобстрела. Эмоции, сопутствовавшие его гибели, кстати, я прочувствовал
точно также. Раз за разом, особенно в лунные ночи, я на себе испытывал его