"Александр Александрович Крон. Трус " - читать интересную книгу автора

календарю. Остановился, непочтительно разглядывая
изображенного на календаре курносого человечка в
мундире пехотного полковника, задумался, вспоминая
наступившее число, и лениво рванул к себе десяток
листков.

Ш е б а л и н (он не в духе и говорит медленно, как бы сам с собой). С
тех пор как существует российская регулярная армия, господа писатели
рассказывают о пехотном офицере пошлости. Пехотный офицер пьет плохой
коньяк, играет в карты на провиантские деньги, ничего не читает, кроме
сальностей, и пристает к юбкам на каждом постоялом дворе. Он мечтает о
чистой и человеческой жизни, сидя в кабаке, и превращает в кабак все, что
встречает в жизни чистого и человеческого. Одни залечивают гонорею и женятся
на пожилых бабах. Другие - стреляются. Сюжет, ставший литературной
традицией. (Пауза.) Вся гнусность заключается в том, что это, вероятно...
правда.
Р ы д у н (ворчит). Интеллигентские рассуждения! Стыдитесь. Вы -
офицер! Я не узнаю армии!..
Ш е б а л и н. В армии я узнаю свою страну. Империя нищих, попирающая
ногами неисчислимые богатства, похороненные в ее земле. Страна голодных
рабов и азиатских царьков, надевших штаны с лампасами, но не научившихся
мыться...
Р ы д у н (непроизвольно запахивает на груди рубашку). Поручик!
Ш е б а л и н. Я вас лично очень уважаю, Евграф Антонович. (Пауза.) То,
что сейчас происходит, возможно только у нас... Страна, где все талантливые
люди пьют горькую, а бездарность возведена в официальную добродетель!
Великая держава, не понявшая в Европе ничего: ни парламентаризма, ни
промышленности, усвоившая телеграф лишь для того, чтобы передавать по нему
идиотские циркуляры, написанные языком допетровских канцелярий.
Р ы д у н. Вы с ума сошли! Я требую, чтоб вы замолчали. Если однажды
все пойдет к черту, то виноваты будут в первую голову такие молодчики, как
вы. Человек, который смеет так говорить о своем отечестве, опаснее
бунтовщика. Есть понятия священные, поручик.
Ш е б а л и н (спокойнее). Прошу прощения. Готов признать, что я
погорячился. Но я прошу вас, Евграф Антонович, как командира части, как
старшего по чину, разъяснить мне мои задачи. Из каких стратегических
соображений мы позволяем плевать себе в рожу на Востоке? Какие тактические
задачи командованию угодно поставить перед поручиком Шебалиным, который
перед лицом грозных событий пятую неделю живет мирной жизнью станционного
жандарма? Наконец...
Р ы д у н (заткнул уши). Я знаю не больше вашего! И это не мое дело!
Есть люди, которые пишут приказы. Я их выполняю. Я не узнаю армии! Это не
офицеры! Армии нужны командиры, а не декаденты! Вы распустились до предела.
У вас нет воинского духа! Где Тиц? Он должен дежурить! Почему я не знаю, где
Тиц?
Ш е б а л и н. Прапорщик Тиц, с вашего разрешения, уехал в город.
Р ы д у н. Допустим. А где Золотарев? Не говорите ничего - я вижу, что
он здесь! Почему он в таком виде? Почему, я спрашиваю?!
Ш е б а л и н. Прапорщик Золотарев читал сочинения Фридриха Ницше,
потом пил коньяк и бил морду ефрейтору. Затем его рвало.