"Анатолий Краснопольский. Четыре тысячи историй (Повесть о военных медиках)" - читать интересную книгу автора

Значит, есть только одна альтернатива: ничего не делать, и больше не
предпринимать обреченных на пропал попыток кожной пластики, и потерять
Валерия Ясникова, единственную радость матери. Убитая горем женщина
рассказала врачу о своем сыне. Отец его пвгиб за несколько недель до
рождения Валерия. По профессии оп был журналистом.
Ниточка судеб солдата и полковника тянулась к войне. Василий Петрович
помнит заснеженный Куйбышев, сорокаградусные морозы. Медицинская академия
жила тогда по законам боевой обстановки. Стреляли. Правда, в тире. Лечили
раненых. Пилили дрова. Драили полы, и, конечно, с утра до вечера учеба,
учеба, учеба. Еще, помнится, постоянно хотелось есть. При немалой тыловой
нагрузке - три раза в день лишь мучная затирка и пайка хлеба раз в сутки.
И все-таки он, Максимов, только учился. А отец Ясникова воевал, был на
передовой.
И даже статьи сочинял в окопах. Матери хотелось, чтобы Валерий пошел по
стопам отца. Но сын с детства увлекался музыкой. Впрочем, что гадать. Все
еще может измениться. Сейчас главное - отслужить и вернуться домой.
- Главное - поправиться, - сказал как бы про себя Василий Петрович.
- У вас он поправится, - произнесла без колебаний мать солдата, ничего
не знавшая о двух клинических смертях сына.
- Спасибо, - зачем-то сказал он и мягко обнял женщину за плечи.
В этот момент в отделение вошла Людмила Ивановна.
Заметив руку своего мужа на плечах чужой женщины, она на секунду
застыла на месте. Стопка пробирок, которую она несла с собой, сверкнула,
залучилась внезапной вспышкой. Людмила Ивановна, глядя в упор на Василия
Петровича, сказала:
- Надеюсь, хоть сегодня ты придешь ночевать домой?
- Надеюсь, - ответил он, как показалось Зинаиде Владимировне,
отчужденным тоном.
Людмила Ивановна стремительно зашагала по коридору. С затаенной улыбкой
смотрела ей вслед Зинаида Владимировна.
- До свидания, доктор, - сказала она.
- До свидания, - зачем-то развел он руками, и это получилось у него
неловко и смешно.
Когда от Максимовых отпочковалась дочь Василия Петровича, многое
изменилось в этом доме. Молодые увезли с собой Настепьку, которая родилась
тут и тут же произнесла свое первое слово - "бабушка". Игрушки-побрякушки,
плач и смех - все смолкло. И в душе Людмилы Ивановны нежданно-негаданно
поселилось одиночество. Тут бы Василию Петровичу и попять все, найти для
жены лишний час. "Сколько той жизни осталось?" - жаловалась она. Думала,
что, может, домашний шум, когда жили с молодыми вместе, мешает ему порой
сосредоточиться, и его долгие исчезновения потому оправдывала, понимала.
Думала, что вот теперь хоть видеться с собственным мужем будет чаще. Ан
нет. Василий Петрович, как и раньше, пропадал в госпитале.
- Пропащий человек, - скажет он, бывало, со смешком, потом помолчит,
посерьезнеет и добавит: - Сама говоришь: сколько той жизни осталось? А
сколько дел еще нужно сделать?!
Василий Петрович проводил к выходу Зинаиду Владимировну, постоял на
крыльце, глотнул свежего воздуха и поспешил в палату к майору Крпвоносу.
Нe говоря ни слова, долго осматривал больного. Что ж, ничего
утешительного: гнилостная инфекция продолжала бушевать.