"Павел Васильевич Крусанов. Бом - бом " - читать интересную книгу автора

епископа Новгородского корсунянина Иоакима. Там же рассказывалась
апокрифическая история о том, как боярин Норуша при княжении Владимира
Святославича в Новгороде был отправлен пестуном и княжеским дядькой
Добрыней, тайно принявшим (полная чушь) христианство задолго до
воспитанника, на розыски некоего "гневизова", схороненного в словенских
землях Андреем Первозванным, дабы освятить и очистить место, куда пал в
дремучие времена один из семи главных ангелов, восставших вместе с Денницей,
сыном зари, низверженным в преисподнюю. По свидетельству праведного Иоакима,
неведомую реликвию Норуша нашёл, следствием чего явилось корчеванье "гнила
корня" Ярополка, обуздание братобойной смуты и - ни много ни мало -
последующее крещение Руси.
Судя по тому, что история эта сильно отличалась от заурядных погодных
записей, источником её служило местное изустное предание, немного Иоакимом
приукрашенное, - возможно, именно по этой причине епископ Лука Жидята в свой
летописный извод сей подозрительный факт уже не включил. Не владея навыком
толкования, он избрал метод прополки, хотя, следуя ревизионистской практике,
сомнению можно было бы подвергнуть и все остальные сведения - ведь человек
всегда хочет сказать немножко не то, что говорит, и не потому, что
специально, а потому, что иначе - никак. В дальнейшем список Иоакимовской
летописи был безвозвратно утрачен (вопреки расхожему мнению, до Татищева он
не дошёл). Больше того - уже и любитель туманных преданий старины Нестор -
мир его праху - не имел возможности прославить Норушу в своей несравненной
"Повести", по крайней мере в редакции Сильвестра ни об этом боярине, ни о
"гневизове" нет ни слова.
Тем не менее передававшаяся из поколения в поколение семейная легенда
князей Норушкиных пережила летописную купюру, и пращуром своим князья
считали того самого новгородского Норушу, чья историческая реальность,
несмотря на отсутствие документального подтверждения, для них сомнению не
подлежала. Слышал об этом и Андрей - целый сонм немыслимых преданий витал
над ним, как вороньё над стервой. Или, если угодно: как мотыльки над
клумбой. Так или иначе, эти парящие тени вызывали в его сознании
своеобразное помрачение, наводили странный морок, в результате чего Андрей
словно бы подпадал под действие некоего постоянно включённого миража - во
всей своей сновиденческой нелепости фактуристого и манящего.
Мерцающие тени Александра Норушкина и жены его Елизаветы, несомненно,
были частью этого миража, причём - одной из самых добротных, как парчовая
латка на линялой джинсовой штанине. Ради них не грех пренебречь хронологией
и открыть мартиролог тысячелетнего рода именно на этой странице.

2

У генерал-майора в отставке Гаврилы Петровича Норушкина - в прошлом
бравого елизаветинского орла, стяжавшего славу под началом Румянцева при
штурме крепости Кольберг и, уже в екатерининские времена, на Пруте у Рябой
Могилы - было восемь дочерей и единственный сын, с двенадцати лет
приписанный мушкетёром к старейшему в русской гвардии Семёновскому полку,
где некогда в числе "дружины мощных усачей" вершили дворцовые перевороты и
ковали себе карьеры его отец и отец его отца. Вдовый генерал-майор был
одержим чадолюбием такого свойства, благодаря которому оно (чадолюбие) более
походило на тиранство, ибо отеческую заботу отпрыскам оставалось