"Виктор Крюков. Свет любви " - читать интересную книгу автора

- Вы помолчите, послушайте! - повысил тон Корнев. - Я говорю о
честности и правдивости. А это касается всех и каждого. Если бы вы сказали,
что самолет не готов, его бы и планировать не стали... Я вот простой
"технарь", как вы говорите, но у меня за то, что я убежал из поезда, когда
нас везли в Германию, фашисты расстреляли мать. В бою под танком погиб отец.
И я хочу быть готовым к войне, если она начнется! От нашей честности и
технического мастерства зависит и боеготовность. А значит, зависит все! Вот
почему я считаю, что лживость, обман, замазывание дефектов, товарищ Громов,
надо выжигать из людей каленым железом! Не место тебе ни в комсомоле, ни в
авиации.
Багровый от волнения, Игорь сел на свое место в президиуме и, взяв со
стола поршень, стал вращать его в руках...
Комсомольцы единодушно проголосовали за исключение Громова из
комсомола. Глядя на их вытянутые руки, Громов почувствовал, что колени его
задрожали, и что-то похожее на электрический ток прошло по сердцу.
Разбитый, растерявшийся, он еле добрел до палатки и упал на постель.
Чуть не до рассвета пролежал он с подложенными под голову руками.
"И надо же было случиться такому!.. Все только и ждали повода
отыграться на мне... Чувствовал же, все время чувствовал, как комсомольцы
присматривались, пытались застигнуть врасплох. И вот застигнули..." -
мысленно казнился Громов. С самого начала службы он упорнее других чтил
наставления, инструкции, параграфы уставов, учил не только для того, чтобы
знать, а и для того, чтобы при случае отпарировать чью-то попытку встать ему
на дороге. Но вот случилось так , что и ум и выучка не помогли. "Конечно,
эта вынужденная посадка - повод. Корнев давно ждал случая, чтобы загородить
мне большой путь в офицеры. Но разве это справедливо? Самолет сел на
вынужденную, так бейте же только за это. При чем тут нутро? Я ведь не вор,
не конокрад, не мошенник. Что же тут такого, что я желаю стать офицером?
Плох тот солдат, который не хочет быть генералом. Ну зачем я открылся как-то
Корневу, зачем? Люди самолюбивы и не терпят, чтобы их обходили, Прав отец
мой. Свои дела надо делать втихаря, а не афишировать... Как-то там старик?
Живет себе на берегу речки, ловит рыбу, думает, что не сегодня, так завтра
его сын станет офицером..."
Под подушкой у него все еще хранились отцовские письма.
И не было ни одного письма, где бы отец не рассказывал сыну, в каких
званиях приезжают в отпуска или демобилизуются товарищи Евгения по школе. А
звания у них были высокие - многие из тех, с кем дружил Евгений в детстве,
были постарше и прошли войну.
Отец как бы давал понять: смотри, ты безнадежно отстаешь! Он знал, что
сын самолюбив, и хотел направить его самолюбие по желанному ему руслу. Отцу
ведь не все равно - старшина его сын или капитан.
Эти письма подстегивали в Евгении честолюбивое желание догнать
сверстников - он шел к цели...
И сейчас, после собрания, Громов вспомнил об отцовских письмах, и ему
стало не по себе...
"Что сравниваешь, старый дурак, - думал он. - Одно дело действующий
фронт, другое - мирная служба. Как я могу сравняться в звании с теми, кто
всю войну прошел?.. Меня ведь и призвали-то только в конце войны... Да,
Валька Невский - майор. Но сколько ребят сложили головы, не успев заслужить
высокие звания?"