"Сигизмунд Кржижановский. Хорошее море" - читать интересную книгу автора

ведомостве, и они уже идут вместе к кассину окошку, и кассир удостоверяет, и
тут только все они трое говорят друг другу <до свиданья>. И вы думаете, что
это всё? Так нет же. Опять новый порядок: клиент, прежде чем сесть вот в это
кресло, говорит, на сколько он хочет постричься, а на сколько побриться, а
на сколько брызнуться одеколоном. И тогда он со счётом идёт в кассу и плотит
вперёд. И если во время работы ему ещё захочется компресс, или массаж с
вазелином, так он после опять идёт в кассу и плотит назад. Так вы думаете,
что это всё? Так нет же. Теперь они делают так: клиент...
Но, по счастью, бритва окончила своё дело - и я ушёл, не дослушав.


III

Я встаю ранним утром. Красные лепестки ночной красавицы ещё чуть-чуть
приоткрыты навстречу угадываемому солнцу. Все спят. Даже собаки. Спускаюсь к
берегу. Вода прилипает к телу нарзанными пузырьками. Берег пустынен. Я
плыву, скользя подбородком над холодной водой - и тут, навстречу глазам, из
горизонта выплывает корабль. Над ним нет ни труб, ни дыма. Над высоким
бушпритом косой белый треугольник, а за ним будто множество крыльев,
поднимающих корабль над водой. Это идёт наше парусное судно <Товарищ>. Я
узнал его сразу. Кажется, будто высокие мачты его поддерживают иебо, как
колья палатки её полотнище. Он окружён беззвучием. Ни шума винта, ни крика
сирены. Вот из серого края моря показался край солнца. Потом и весь диск.
Паруса корабля стали красными. Ветер наддал. Паруса стали круглы, как груди
женщины. Корабль медленно режет волны. А я устал и поворачиваю к берегу. Ещё
украдут платье, чёрт возьми!


IV

На б. Греческом базаре сохранился и до сих пор ряд невысоких домов,
сросшихся кирпичными боками в один дом, окруживший площадь. Все эти строения
из двух этажей: в нижнем этаже лавка - в верхнем квартира лавковладельца;
торговля - базис, семейная жизнь - надстройка. Днём двери и окна лавки
были открыты навстречу солнцу, слышалось щёлканье счётных костяшек; к вечеру
лавка смыкала свои железные ставни, а наверху распахивалось окно, загорался
жёлтый язычок лампы и слышалось бренчанье струн гитары.
Сейчас, конечно, это старое архитектурное напластование уже не совпадает
с социальными этажами. Вывески остались, но рядом с ними, у крытых лесенок,
ведущих наверх, появились дощечки: врач - контора - модистка и так далее.
По утрам здесь у лавок оживление:
- Это что за риба?
- Севруха.
Трамвай, приходящий сюда с Фонтана, описав дугу, возвращается назад. У
конечной его остановки, если пройти ещё вдоль редкой цепочки дачных домиков,
тоже пригородный базар. Днём там торчат лишь десятка три камней, да длинный
из промасленных досок стол. Но по утрам на камнях рассаживаются торговки. На
столе кочаны капусты, белые горки чесноку, кое-где торчащие рыбьи хвосты.
Весь этот базар, вместе со столом и камнями, заменяющими сиденья, можно
купить за сотенную бумажку, потребовав ещё и сдачи. Но темпераменту здесь