"Сигизмунд Кржижановский. Хорошее море" - читать интересную книгу автора

тратится каждое утро на тысячи. Домашние хозяйки, с корзинками на левом
локте, нюхают мёртвую рыбу с головы и с хвоста засовывают пальцы под жабры.
Свежесть яиц незачем здесь проверять, как это делают в московских магазинах
при помощи светоаппаратов, покрытых дощечкой с овальными вырезами. Самое
солнце здесь - светоаппарат такой силы, что достаточно поднять товар к
глазу: лучи пронизают и скорлупу и белок.
Лишь изредка площадь пригородного базара оживляется. Это бывает в те
дни, когда <пойдёт рыба>. Тогда откуда-то прикатываются новые камни. Торгуют
и на столе, и на земле на подостланных рогожках и в прилегающих к рынку
переулках.
Так вот это внезапно произошло в прошлом году в конце августа. Я бродил
вдоль берега, слушая всплески волн. Лодки все отдыхали на песке, а солнце
падало к закату. Берег был пуст. Сети лежали на земле, поверх стеблей и
цветов. Худой длинноногий рыбак сидел на срыве скалы и, посвистывая в такт
прибою, чесал левой пяткой правую.
Затем, с утра, началась путина. Первыми вестниками о подводных стаях
была белая воздушная стая чаек. Они низко кружили над морем, то и дело макая
длинные крылья в воду и садясь на волну. Затем вода стала странно чешуиться
и серебриться, хотя ветра не было. Это было дуновение водного ветра,
рождённое движением плавников тысячи тысяч рыб. Берег, ещё на рассвете
сонный и ленивый, вдруг пришёл в движение. Лодки покинули причалы и пошли в
море. Сети, лежавшие поверх прибрежных стеблей и кустиков, в которых были
лишь изловленные в верёвочные петли жёлтые и красные цветы, нырнули в воду и
пошли навстречу рыбе. У самого берега, на всех торчащих из воды камнях
появились люди с удочками. Их блестящие на солнце лески непрерывно двигались
то вниз, то вверх, выдёргивая из волн серебряных рыбёшек. Это было похоже на
странную вертикальную косьбу. Ещё страннее было то, что не косари шли вдоль
поля, а самое водяное поле двигалось на них, колыхаясь пенными стеблями. У
приёмочных пунктов стучали топоры, обивающие ободья бочек. Не хватало рук. С
крутого берега сбегали, по два-три человека, какие-то люди. Это был резерв в
помощь рыбакам.
Через несколько часов маленький фонтанский рынок был переполнен, завален
грудами рыб.
Тут продавали, за гривенники, престранные экземпляры. Например, жирная
паламида, из растянутого рта которой торчит наполовину проглоченная
скумбрия, затиснувшая меж мягких челюстей, хвост чируса и узкое рыльце
феринки. Продаётся только половина. Но с бесплатными приложениями, как в
прежнее время журнал <Нива> с полным собранием сочинений Шеллера-Михайлова.
Дело в том, что вслед за крохотной феринкой, скользящей к берегам, идёт
чирус, за чирусом скумбрия и, наконец, мутноглазая паламида. И всё
последующее пожирает всё предыдущее.
Цена прыгает вниз с рубля на рубль. Утром десяток серебряных скумбрий
стоит три рубля, к полдню - два, к вечеру - рубль.
К сумеркам в воздухе возникают песни, приплывшие тоже из моря. К солёной
воде, по почти вертикальным тропинкам, движется горькая водка. У самых волн
вспыхивают костры. Люди целуют друг друга, друг друга ругают и пляшут друг с
другом. Наутро лодки снова выходят в море. Кое-где сети прорваны: от напора
рыбьих носов. Отяжелевшие чайки почти не подымаются с колышущихся волн.
Теперь рыба покинула пределы Фонтанов и идёт на город. В трамвае можно
увидеть людей, у которых под левой рукой портфель, а на пальцах правой концы