"Сигизмунд Кржижановский. Катастрофа" - читать интересную книгу автора

А хаос вторгся.
Второпях некоторые рассеянные люди перепутали даже свои <я> (что
особенно легко делается в местах кучной психики: семье, секте и т.д.). Иные
умы, зайдя в поисках укрытия, за свои разумы, обнажили разумы, ткнув ими
прямо в факты. Бесстрастный Разум, не изменяя себе ни на миг, _обошёлся с
фактами как с идеалами_, _а идеалы стали мыслить как факты_. Было мгновенье,
когда Бог и душа попали в пальцы, стали осязаемы и зримы, а стакан с
недопитым кофе ( [3]) представился недосягаемым Идеалом.
Дискурсия и созерцание поменялись местами. В иных умах, куда-то, точно в
щель, провалилась бесконечность, в других затерялась категория причинности.
Повилика, бешено кружа изумрудами своих спиралей (скорость до 300000 км
в 1 сек.), пробовала вывинтиться из обезумевшего мира.
Прибой паники, ширясь и расплёскиваясь неисчислимостью льдистых капель,
добрызнулся вскоре и до звёзд.
Эклиптики закачались.
Спутывая лучи в ослепительный клубок, выбрасываясь из привычных орбит,
сталкиваясь, зажигая синие и изумрудные мировые пожары, - звёзды
заскользили по _безорбитью_ из Raum und Zeit'а [4].
Кометные параболы, которые, как известно, издревле вели из пространств в
беспредельность, стали походить на большие дороги во время продвижения по
ним разбитых армий.
Солнца, планеты, пересыпанные блёстками астероидов и метеоритов, теснясь
у кометного пути, старались скорее нанизаться на пронизь орбиты: роняя в
пустоту целые человечества с их религиями и философиями, потянулись они
длинным сине-белым ожерельем, друг за другом, вдоль по изгибу параболы.
Клубы звёздной пыли проискрились над ними.
И когда всё отблистало, когда всё, до последнего обеспокоенного атома
отшумело и утишилось, остались: старый Мудрец; пространство, чистое от
вещей; чистое (от событий) время; да несколько старых, в пергамент и
тисненую кожу переплетённых, книг.
Книги не боялись, чтобы кто-нибудь когда-нибудь мог дочитать их до
смысла.
Мудрецу оставалось: описать чистое пространство и чистое время, ставшие
жутко-пустыми, точно кто опрокинул их и тщательно выскоблил и вытряхнул из
них все вещи и события. Он описал.
Фолианты ждали. Не спеша протянул к ним Мудрец костлявую, с холодными
длинными пальцами руку. Началась игра: фолианты прятали свои тайны по
полуслипшимся блеклым страницам. Шелестели об одном - думали о другом.
Смысл из букв текста, сбивая с пути типографскими звёздами, уводил в дробные
значки нонпарели и петиты, прятался по оговоркам, отступлениям, таясь за
притчами и иносказаниями.
Напрасно. Мудрец терпеливо и беззлобно подбирал ключи к шифрам. Открывая
смысл, страницу за страницей, дверцу за дверцей, он прошёл через всю
анфиладу разделов и глав и вышел по другую сторону книги.
Тем временем (временем ли?) в кругах эмиграции царило ничем не прикрытое
уныние.
- Проклятое безорбитье. Куда мы, собственно, идём? - сердито спрашивал
знакомый нам книжный шкаф.
Он потерял все книги и вторую ногу. С трудом тащился на двух.
- В небытие, - промямлила душа приват-доцента из Иены.