"Сигизмунд Кржижановский. Салыр-Гюль" - читать интересную книгу автора

Заварка вторая

Итак, метод найден. Я вхожу в чайхану и поднимаю два пальца: икинчи. Чай
двойного натяжения выгибает фарфоровый нос передо мной. Я глотаю и думаю,
думаю и пригубляю. Я подставляю свою голову под восприятия. Вот хозяин
чайханы вышвырнул тычком туфли пса. Вот он придержал дверь камнем, засунутым
меж рамой и створой. Ещё глоток. И вот.
Жил-был богатый купец, скажем, Ильм-Рухим. Однажды он шёл, щупая монеты,
завязанные в красный пояс, через площадь Мир-Арэба. Рука нищего перегородила
ему путь. Ильм-Рухим как раз думал в это время о том, что человек рождается
нищим и собственной рукой вкладывает в свою руку богатство. Он нагнулся к
земле, поднял камень и, улыбнувшись, вложил его в руку просящего.
После этого прошли годы и годы. Ильм-Рухим был предан дирхемами. Они
укатились, одни за другими, и пояс его стал пуст. Рухим пробовал искать
работу, но работа отвергла его, и однажды он сел у перекрестка с протянутой
ладонью. И снова прошли годы и годы. Однажды он сидел на площади Мир-Арэба,
бормоча стих Суры о людях, потоптанных судьбой. Через площадь шёл караван
верблюдов. Под шеями их качались языки колокольцев, издавая медный звук, а
над горбами их взгорбливалась кладь. И вдруг караван встал и медь замолчала.
Человек в полосатой чалме, шедший впереди верблюжьей череды, подошёл к
Ильм-Рухиму и сказал: <О, господин, пусть твой карман дыряв, но мой караван
войдёт в него, и прости меня за то, что я недостаточно щедр>.
Ильм-Рухим понял не сразу, но когда понял, спросил: <О, господин, почему
твоё благоволение ко мне, а не к этой грязной луже, что чернеет рядом со
мной>. И тогда человек в пёстрой чалме сел рядом с нищим и стал говорить
так: <Я сам был нищим и сидел на этой вот площади, опираясь спиной о стены
медрасы. Я умел только протягивать руку, и однажды ты, о, благодетель,
вложил в неё камень. Ты хотел посмеяться надо мной, но знал ли ты, что рука,
принявшая камень, была рукой зодчего. Я стал всматриваться в изломы и
контуры камня, попавшего мне в пальцы. Посредине был крутой скос. Край -
иззублен и покат. Несколько пёстрых точек вкрапливалось в серое тело камня.
И, вглядываясь в его очертания, я стал видеть: камень разрастался, множа
свои грани и подымая кверху скосы кровель. Меж моими указательным и
безымянным пальцами вырастал дворец - вот тот дворец, который ты видишь за
круглыми кирпичами Каляна. Твой камень, о господин, научил меня смыслу
камней, я стал зодчим, слава и богатство сопутствуют мне. От каждого моего
прикосновения к камню рождаются дирхемы. И всё оттого, что ты вложил камень
в мою просящую руку. Моё богатство - твоё богатство. Пусть верблюды моего
каравана преклонят пред6 тобой ноги. Да будет благословенен камень,
вложенный в мою руку, о господин>.
Мимо моего чайханного укрытия, медленно вороша длинными тенями спиц,
прокатывают два колеса арбы. Пора и мне назад в город.
А концовку к истории о пылинном человечке надо бы сделать так:
проблуждав по руслам мозговых извилин своей возлюбленной, человечек
выбирается сквозь ухо наружу и идёт по перелеску её брови; затем он
опускается в межбровную морщинку, превратившуюся для него сейчас в
крутоберегий овраг. Несколько секунд, и он бы пересёк его поперёк. Но в это
время девушка вспомнила об ушедшем в безвестие своём любимом: где-то он?
Грусть заставляет её брови сжаться, почва колеблется под пылинным